Non-fiction

Ребята рассказывали, как их «срезал» психолог за нестыковки в анкетных данных (наврал в анкете, или сам не помнишь, что написал? – нам таких не надо!), за чрезмерную самоуверенность (нам и таких не надо!), за неуверенность в ответах и поведении (нам нужны лётчики, уверенные в себе!), за медлительность, за неправильные ответы на внезапные вопросы – короче за всё, и за ничего…

Они так смеялись, что поддерживали друг друга, чтобы не упасть. На ней длинное белое платье, волосы распущены, он в темном костюме, шляпа съехала на затылок. Мы остановились. Они нас не замечали, им было не до нас, вернее так: им дела до нас не было. Да и кто смотрит по сторонам, когда счастье рядом?

У Гапона не было определенного отношения к евреям, как и вообще никаких определенных взглядов и убеждений. Все зависело от настроения, последней встречи, последней политической комбинации.

В 1942 году семья получила на Льва «похоронку». Буквально чудом он остался в живых. Любой на его месте после демобилизации мог бы с чувством выполненного долга приступить к длительному лечению. Но Лев Яковлевич приложил немало хитрости и изобретательности, чтобы обмануть военкомов, поступить в артиллерийское училище и вернуться в строй уже в качестве офицера.

Ежедневно, в газете «Вечерний Киев» публиковались подробные отчёты «из зала суда», из которых всем становилось ясно, почему в магазинах ничего нельзя купить. Преступников не называли евреями, просто называли имя-отчество-фамилию (например, Гольдман Израиль Натанович) и все всё правильно понимали.

Пока Израиль еще мог говорить, он попросил мать сжечь его тело, чтобы "облегчить мне перевозку его останков в Израиль". И тогда я понял, что это был вызов, как Богу, так и мне. По еврейскому религиозному закону кремация строго запрещена. Поэтому для нацистов было так важно сжигать тела евреев.

О предположительном наличии на нашей планете в древности компьютерной техники

На протяжении всей своей долгой жизни Ленард постоянно ощущал, что его научные заслуги недостаточно почитаются, что сам он не получает от коллег того признания, которого заслуживал, а его открытия частенько перехватываются другими исследователями. Когда с возрастом его научная деятельность практически сошла на нет, все надежды на признание и уважаемое место в обществе он стал связывать с национал-социализмом.

Гаузе полагал, что должен знать по имени каждого сотрудника, поэтому штат состоял из 200 человек, включая лаборантов и административных работников. Всякие предложения сверху по увеличению штата категорически отвергались.

Начисто лишенная изворотливости и житейской хитрости, правительница с ее открытостью и доверчивостью была, казалось, слишком нравственно чистоплотна, чтобы властвовать в такой огромной империи. Показательно, что Елизавета сказала о ней однажды: “Надобно иметь мало ума, чтобы высказываться так искренно, она дурно воспитана, не умеет жить”.

И так началась волынка под названием судьба: шаг по жизни — шаг по работе, женился — дали группу, родилась дочь — вступил в партию, родилась другая — зав. сектором, дали двушку в Беляево — вошёл в партбюро. Каждый маленький шаг дома — маленькое продвижение или маленькая льгота на работе.

На протяжении первых четырех лет своего пребывания на заводе (1980-1983) социолог-рабочий вел довольно регулярные записи, фиксируя все детали своего наблюдающего участия в конкретной социально-производственной ситуации (будь то в форме писем друзьям, коллегам, будь то в форме дневников, «производственных хроник» и т. п.).