Non-fiction

Чепуха, ерунда уже сама по себе достаточно сильное понятие для характеристики объекта разговора, но с постным маслом эффект чепуховости значительно усиливается за счет парадоксальности выражения. У всех была просто «чепуха», а в Одессе была «чепуха на постном масле».

Бабушка была более сознательной и поэтому дотянула с замужеством до девятнадцати лет. Была она недурна собою и имела небольшое приданое. Поэтому в женихах отбою не было. Но они с сестрой загадали, что выйдут замуж только за солидных молодых людей, а не за каких-нибудь шмаровозов. Критерий был чётким – наличие в карманах носовых платков.

Выдача ссуд в этих кассах регулировалась уставами чрезвычайно разнообразными. Почти всюду кассы требовали обеспечение ссуды закладом движимого имущества, но они только в редких случаях прибегали к продаже закладов и в большинстве случаев возвращали их обратно даже неисправным заемщикам

Когда пришел приказ изымать лошадей у несчастных беженцев, нужно было это государственное мародерство как-то оформить, внести экспроприацию в какой-то список. Списка «Семей, у которых отняли лошадей» не было. Пойди, составь такой список – так сам же за эту самодеятельность и погоришь. Скорее всего нашу семью приписали к списку спецпереселенцев, т.е. поменяли их статус с эвакуированных на высланных, ничего им при этом не сказав.

Со временем оказалось, что Москва переполнена выходцами из Харькова (харьковчанин Михаил Светлов острил: "все люди из Харькова, но многие это скрывают"). Это были и поэты Борис Слуцкий и Владимир Бурич, и физики Л.Ландау и братья Е.и И. Лифшицы. Всех не перечислишь.

Александр Воронель, профессор физики Тель-Авивского университета, дает нам возможность воспользоваться машиной времени и прогуляться по двадцатому веку в компании незаурядных людей. Причем, машина времени хитрая: погружает нас несчетное количество раз "в одну и ту же реку", а именно, в нас самих тогдашних.

Немцы стали нервничать зимой 1944-45 года. Лагерь и его заводы продолжали работать почти до конца войны. Перед самым концом нас собрали и погнали куда-то толпой. По дороге отставших и пожилых стреляли...

Сейчас “шестидесятилетние” и старше, не состоявшие в партии (в нашей профессии таких немного, но есть), порой сообщают об этом с гордостью. А состоявшие — порой забывают об этом упомянуть. Упоминание же может сопровождаться “извинениями”...

Евгений мог зимой, не страшась студеной воды, достичь противоположного берега реки, мог, если нужно вмерзнуть в лед, часами лежать без движения на виду фашистов, только бы не выдать себя и товарищей. Он умел не спать, когда другие уже не могли справиться с дремотой. И, напротив, мог засыпать, едва выдавалась для этого подходящая минута затишья. Ко всему этому, Волянский был веселый и остроумный парень, прекрасный товарищ, на которого всегда можно положиться.