Non-fiction

По следам кругосветной экспедиции Русского географического общества

Путешествие к Хозяину ветра. Начну, как это модно говорить, – с флешбэка. Было это давно. Довелось собирать мне как-то ягоду на месте старого завода на Французской поляне. Это по Инзеру, огромная такая, живописная поляна на правом берегу реки, где когда-то при царе-батюшке стоял принадлежавший французам чугуноплавильный завод.

Записки студента. Учить ислам… за рубежом. По-видимому, мало кто связывает с этим волнующим и радующим известием мысль о бесчисленных трудностях, что поджидают молодого человека на чужбине. Мы рисуем себе дальние страны и полные приключений путешествия. Мы надеемся, что все наши проблемы останутся дома, а там, далеко, нам удастся начать новую безоблачную жизнь и построить качественно новые отношения с людьми, которые уж непременно ждут нас с распростертыми объятиями.

Воспоминания Меира Левенштейна – это не дневник, а именно воспоминания. Даже записи, на которые он опирался, - записи, пережившие, как и их автор, Холокост, записи, пролежавшие для этого в жестяной коробке в сырой земле не менее года, но не пережившие рисков эмиграции из СССР, - и изначально были не дневником, а именно разрозненными и обособленными фрагментами.

Можно было считать, что день закончился удачно, если при возвращении вечером домой прошел охрану живым. Бесконечные ночные облавы, тревоги, стрельба в окна — само по себе являлось средством медленного массового уничтожения людей в гетто.

Очень показательно, что в Вермахте цензура была выборочной, а в РККА - стопроцентной! Отсутствие доверительной переписки, стремление изворачиваться, приспосабливаться, пускаться на хитрости, чтобы сообщить родным хоть толику правды, увеличивало разрыв между командованием и "низами" в советской армии.

Особенно трудно приходилось евреям из Германии и Австрии, эмигрировавшим в страну до войны. После освобождения нидерландское правительство объявило о непризнании всех актов нацистских властей, в том числе акта лишения эмигрантов германского или австрийского подданства. Таким образом, те получили в освобождённых Нидерландах статус беженцев со всеми вытекающими отсюда последствиями. Многие голландцы относились к ним как к представителям вражеской нации.

Непосредственно после того, как Бог приказал Моисею выделить потомков Аарона для служения Ему, Тора даёт детальное описание священной одежды первосвященника. (Исход 28) Самой замечательной частью этой одежды был нагрудник-«хошен», на котором находились три ряда драгоценных и полудрагоценных камней по четыре камня в каждом ряду.

Лимор Хар-Мелех – Сон – одна из почти 9000 евреев, депортированных в августе 2005 года во имя «мира». Сегодня само слово «мир», лет 10 назад красовавшееся на всех заборах и рекламных щитах, употребляют в Израиле все реже.

Марина давно оставила педагогику, найдя свое призвание на поприще туризма, организовав одну из ведущих экскурсионных фирм в Израиле.Говоря откровенно, имя ее известно нынче паломникам и пилигримам на всех континентах. В их представлении слова “Израиль – Марина Воробьева” как бы срослись естественным образом.

Большинство друзей и знакомых родителей, как и мы, считали себя русскими и ни о какой эмиграции не думали. При этом страдали от антисемитизма. Неудивительно поэтому, что получая премии за секретные работы, эти ученые просили правительство о разрешении на поступление их детей в вузы (конечно, после сдачи вступительных экзаменов).

Трупы замерзших ленинградцев то и дело попадались на улицах. Человек мог предвидеть свой конец за день до смерти. Перед этим роковым часом пропадала чувствительность кончиков пальцев на руках. Ошеломляющей была кончина студента пятого курса Смородинова Бориса. Он защитил диплом, а на следующий день умер.

По мере продолжения собеседования, я почувствовал нарастающую агрессивность экзаменаторов – я чем-то их раздражал, хотя мне казалось, что я отвечаю довольно прилично. Неожиданно, я встретился взглядом с сидящим в первом ряду человеком в штатском костюме. Его лицо было искажено гримасой какой-то боли.

Группа единомышленников росла, развивалась, заводила внутри себя связи, начала создавать свои собственные учреждения, не связанные с советской структурой – преследуемые, разрушаемые, но неуклонно возрождающиеся. Группа превращалась в общину – независимую самодостаточную общину отказников.