Non-fiction

Во время этого приема он заявил мне, слегка растягивая слова: «Вас не переутвердят на новый срок в должности замдиректора по науке института». — «Почему?» — спросил я. — «Потому что вы еврей» — ни много не смутившись, заявил он (в целом, в советское время вслух такие вещи было произносить не принято, но муромцевым на это было наплевать).

Мандат почти идеально эластичный сосуд для нашей энергии. Не важно, как много мы в него поместим, как сильно мы его заполним, он не взорвётся. Когда я вспоминаю начало, и как это было сложено, подобно детским кубикам и как всё это было высосано из большого пальца одного человека — я должен сказать Вам — и я себе льщу предположением, что немного знаю историю — что этот процесс не имеет параллелей как заслуга одной личности.

Еще не зная точно, во что это выльется, он отправился в буденновскую армию в первую очередь как писатель, а его главным побудительным мотивом было создание литературного произведения о Гражданской войне. Задача была из труднейших еще и потому, что Бабель был не только «сочинитель и интеллигент», но и еврей. К тому же Первая конная представляла собой в ту пору совершенно необычное воинское соединение.

Володя не стал великим математиком. Но блестящим был, несомненно. В эти годы — конец семидесятых, начало восьмидесятых — вошли в моду постановки оптимальных экономических задач. Решение этих сложнейших задач было доступно, естественно, только компьютерам. И вот тогда в СССР стали вовсю обхаживать «продажную девку загнивающего империализма» — кибернетику. И математики такого класса, как Володя, стали одним из самых дефицитных товаров.

В тот день незадолго перед собранием они с Эллочкой Шибер стояли в очереди в миитовском буфете, и тут появился Толик, то ли куда-то очень спешащий, то ли чрезмерно голодный, и посему — пролезший без очереди. Столь вызывающее поведение, естественно, не могло пройти даром: в наказание за свой возмутительный поступок, несовместимый со званием советского студента, Толик был предложен в комсорги, единогласно избран и исполнял эту повинность в течение всех пяти лет.

То-то нынче – достаточно снова мне увидеть нас, молодых, четверых – себя самого, глаза свои полузакрывшего, словно внутренним верным зрением увидавшего наперёд всё, что будет с нами потом, обнимающего за плечи друзей своих – Лёню Губанова, глядящего вдаль обиженно и отчаянно, – будь, мол, что будет, – и, с растерянной полуулыбкой на лице Пьеро, или нет, Арлекина, скорее, – Юру Кублановского, а за нами, вместе с нами – и чуть в стороне, со склонённою головой удалой, – Аркашу Пахомова, – на старой, чудом, наверное, сохранившейся фотографии, – чтобы вспыхнуло – или в сознании, небывалым, дивным сиянием, или в небе, ярким созвездием, – незабвенное слово СМОГ.

Сима был удивительно светлым и добрым человеком. Общение с ним оставляло какое-то чувство мудрой благожелательности и в то же время достоинства, к которому невольно приобщались собеседники. Тут не надо было настраивать душу на любовь, как пел Окуджава, она сама на нее настраивалась.

Некоторую нечеткость терминологии при обсуждении соотношения между массой и энергией можно проследить вплоть до последних лет жизни Эйнштейна. В его статьях и книгах можно найти многочисленные высказывания как в пользу массы, не зависящей от скорости, эквивалентной энергии покоя тела, так и массы, эквивалентной полной энергии тела. Эта позиция в значительной степени способствовала тому, что путаница в вопросе о массе и энергии, возникшая при жизни Эйнштейна, сохранилась и после его смерти.

Медицина не подчинилась статистике без сопротивления, поскольку многие уважаемые врачи не понимали ее сути и/или значения. Стойким сторонником рациональной статистики был Пирогов, сооснователь современной хирургии и основатель военной хирургии. Он подчеркивал трудности сбора данных в военное время и разумно применял их.

Комплекс Цзиньпин включает две электростанции Цзиньпин I и Цзиньпин II. Взаимное расположение станций уникально, потому что они расположены на естественном изгибе реки, огибающем гору Цзиньпин на расстоянии 150 км, но создающем расстояние между ветвями изгиба всего 16 км.

Современные ведьмы — те самые, что существуют и в обычной, и в виртуальной реальности — не любят привычного нам слова «ведьма» (witch по-английски) и пользуются вместо него староанглийским словом того же корня — wiccan, что лучше всего перевести как «ведунья» (а также и «ведун», потому что современные ведьмы бывают и мужского пола).

Но нет — упорно и неизменно королева Елизавета отказывала в своей руке всем и каждому, а Парламенту было сказано, что вопрос о своем браке королева решит сама. К чему был добавлен риторический вопрос — неужто члены Парламента думают, что у последней молочницы в королевстве больше свободы в выборе супруга, чем у Елизаветы I, их коронованной монархини?

Февраль 1939 года, И.Е. Тамм ведет семинарские занятия по теоретической физике. Сообщает о последней статье Штрассмана и Гана о возможности цепной реакции на нейтронах. Делает от себя расчеты на доске и заключает: «Чтобы построить атомную бомбу нужно урана больше, чем объем этой комнаты. Такого количества урана на земле нет, да и как перевезти такую бомбу? Можете спать спокойно». Через 9 лет взорвалась советская атомная бомба, одним из творцов которой был И.Е. Тамм.

На пороге стоял невысокого роста старичок. Большие очки. В руках портфель. Он показался мне очень старым, но голос его зазвучал неожиданно громко и басовито, а движения — он снял пальто, шляпу, нагнулся за поставленным на пол портфелем, поцеловал Матери к ее неудовольствию руку — были молодыми, энергичными и свидетельствовали о том, что этот человек активен, бодр, и что старость не одержала над ним свою окончательную победу.

Это свет души человеческой, распахнутой миру, обескураживающе доверчивой, поразительно чуткой, слишком ранимой, пусть порою по-детски наивной, зачастую беззащитной, нередко тревожной, мятущейся, но неизменно возвышенной, чистой, свет души созидающей, провидческой, творческой, труженицы и скиталицы в хаосе повседневности, юдольной соратницы и небесной вестницы, совершившей свой, не для всех, разумеется, заметный и далеко не всем, само собой, понятный подвиг во имя космической гармонии бытия.