Non-fiction

Главные средства, способные ограничить наглость надзирающего капитализма, — это «право на частную жизнь» и «монополия». Но ни стремление к соблюдению правил конфиденциальности, ни введение ограничений на традиционную монопольную практику до сих пор не смогли сломать ключевые механизмы накопления — от маршрутов поставок до поведенческих фьючерсных рынков.

Пустоты среди самых дорогих в Северной Евразии земель! Двойственность — в центре города тесно, по окраинам есть большой территориальный резерв. В очень плотно заселенной дорогой территории размещен город, больше половины территории которого не используется никак, она пустая. Я не имею в виду взлетную полосу аэропорта и даже территорию около аэропорта, я имею в виду огромные поймы. Сельское хозяйство ушло, никакая новая деятельность не пришла.

Остро вставал вопрос: является ли Хуберт Хуго Банкрофт историком. Когда он тратил свою жизнь, свои деньги и свое здоровье на сбор самого полного для историков источника исторической информации, такой вопрос не возникал. Но после началась вполне обычная в академической среде ревность и зависть. Его обвинили в отсутствии ссылок…

Война в Европе закончилась в мае 1945 года, и Фред стал рваться обратно в Кембридж. Уходили лучшие, самые продуктивные годы. Ему было 30 лет, а толком ещё ничего не сделано — вмешалась проклятая война. «Такой молодой, и уже такой неизвестный».

А поддерживать невесту Бродского Марину Басманову дома выпала честь Бобышеву. Поэтому он пару раз оставлял нас одних и мотался в Ленинград. И однажды сказал, что Марина сама приедет на дачу. Она и приехала. Холодная, молчаливая, красивая, без намека на шарм, чужая. Вечером у печки в разговоре участия почти не принимала, что-то мелкое-мелкое рисовала карандашом в блокноте.

На чём «горел» начальник в советское время? На машинах, и, пардон, на бабах. Если со второй опасностью всё было более-менее спокойно, то машины, шофёры — это отдельная статья наших постоянных забот. И я не боюсь ошибиться, причинявшая Фролову больше всего неприятностей. Платили шофёрам мало и все мы прекрасно знали, что они «халтурят», иначе не прожить. Но и это надо уметь делать.

Через несколько дней в Треблинке исчезают последние следы Варшавского гетто. Зато видно, что во всех частях лагеря и в его окрестностях в полном разгаре строительные работы. Строят бараки, дороги мостят булыжником, плацы выравнивают и укрепляют шлаком, откосы и маленькие площадки засевают травой. Поле перед забором расширяют. По его краю, между вышками, устанавливают «ежи» — стальные противотанковые заграждения, а с обеих сторон забора сооружают непреодолимую ограду из колючей проволоки.

Революционные настроения и события конца XIX — начала XX века в России не могли не затронуть столь активную часть российского общества, каким был клан Мандельштамов. При этом самый активный контрреволюционер Леонид Каннегисер принадлежал ветви Гирша — младшего сына родоначальника нашего древа, а революционеры — все оказались членами ветви старшего из сыновей — Хаскеля.

Все время у меня в уме звучит часть фразы Николая Дмитриевича из письма — «как многое у меня пропало в жизни». Сколько раз он начинал с нуля. И еще раз про удивительное. Самое существенное было найдено из-за одной строчки в списке Волкова, и из-за упоминания Николаем Дмитриевичем в письме фамилии сестры.

Представление о Страшунах — купцах, торговцах, учителях, врачах, ювелирах, домовладельцах — о их занятиях, адресах их проживания можно почерпнуть из ежегодных изданий «Вся Россия», «Вся Вильна», «Весь Петербург», из различных «Адресно-справочных» и «Памятных» книг, а также «Дознаний» жандармских управлений.

Привычное течение мирной жизни нарушила война. Её ждали, но она всё же пришла внезапно. Приближался отпуск, у родителей и у меня школьные каникулы совпадали и составляли два месяца. Мы обдумывали самые невероятные планы предстоящего летнего отдыха, когда пришло сообщение о начале военных действий. Безмятежное состояние сменилось на беспокойное.

В украинских семьях в то время было принято есть всей семьей из одной миски, стоящей в центре круглого стола. В еврейских семьях это не прижилось, и во время трапез каждый имел свою тарелку. Это вызывало сочувственное удивление соседей-украинцев: до чего евреи бедно живут — даже борщ и кашу делят между собой.

История умалчивает о том, что заставило Бабиоров бросить привычные занятия и знакомые литовские пейзажи и покинуть белорусские края. Скорее всего, слухи о зарождающемся нефтяном буме в Азербайджане докатились до Белоруссии и, как следствие, Абрам Бабиор, мой прадед, решил попытать счастья в далекой азиатской провинции Империи Российской.

Тайный яд сомнений — вот что может спасти нас от пустых иллюзий, от напрасных надежд. К сожалению, этот целительный яд был редким товаром в наши детские годы. 13-летнего Булата не грызли сомнения, когда расстреляли его отца, а мать на долгие годы отправили в ГУЛАГ. Горе потери не пробило броню неколебимой веры в правоту партии. Случалось, что его коробила фальшь официальной пропаганды, когда она слишком уж явно противоречила окружавшей его реальной жизни.

По дороге в Краков остановились в Освенциме. Рассказывать о виденном не стоит. Об этом писали так много и так эмоционально многие талантливые люди, что лучше не пытаться что-либо добавить. Наибольшее впечатление произвел, так сказать, индустриальный размах этой фабрики смерти. Если виселица, так из рельсов, да и длина на целый взвод мертвецов. А вот коменданта этой фабрики Коха повесили на маленькой деревянной. Хватило места!