Non-fiction

Главная причина расхождения Альберта Эйнштейна со сторонниками Бора, Гейзенберга, Борна, Паули, то есть практически со всеми физиками-теоретиками того времени, состояла в отношении к объективной реальности.

Ландсберг и Мандельштам могли стать первыми в России лауреатами Нобелевской премии по физике. Но не стали. За многочисленные заслуги перед отечественной наукой и создание научных школ они получали ордена и звания, получили даже Сталинские премии (Мандельштам за исследования в области радиотехники и радиофизики, Ландсберг за разработку методов спектрального анализа), но их объективно самое выдающееся достижение — открытие КР не было отмечено.

Особое недовольство Максимова вызвали статьи по истории естествознания. В статьях «Гельмгольц», написанной П.П. Лазаревым, «Галилей», написанной С.И. Вавиловым, «Гарвей», написанной А.Ф. Самойловым, Максимов усмотрел противоречия с тем, как оценил этих ученых Энгельс в «Диалектике природы».

И тогда у некоторых драг-дизайнеров появляется авантюристическое желание сохранить свободу исследований и при этом не быть никому обязанным. Такое желание, в принципе, выполнимо: надо лишь основать свою мини-компанию — «старт-ап». Это трудно и очень рискованно — гораздо больше половины старт-апов выходят из бизнеса в течение первого года существования, — но все же возможно.

Дальнейшая переписка Герасимовича и Шепли показывает, как все более расходились условия жизни и работы обоих корреспондентов. Шепли, независимо даже от экономических трудностей США и при всей своей загруженности директорскими обязанностями, продолжал работать в условиях общей стабильности своей жизни и деятельности, обоснованно не теряя оптимизма.

В недрах ОГПУ уже набирал силу другой процесс: чекисты собирали против академика разнообразные обвинения. Нет ничего удивительного, что после первых же арестов те, кого причислили к руководителям «Трудовой Крестьянской Партии», стали оговаривать Вавилова. Слишком яркой была его фигура, слишком он был на виду и так легко было обвинить во всех грехах тяжких человека, про которого все знали, что он — отпрыск миллионера.

Взятки были делом настолько обычным, что без них не решались уже и самые обычные дела, пусть и вполне праведные. Примерно такая же картина складывалась и с добронравием. Рим был буквально набит борделями, проституция составляла чуть ли не главную статью городских доходов.

Мягко говоря, это был удар ниже пояса! Казалось, меня полностью парализовало, я потеряла дар речи и не могла произнести ни единого звука. Такой успешный день неожиданно обернулся сущей нелепицей, настоящим абсурдом. Наверное я ещё довольно долго бессмысленно смотрела на них…

К середине ХХ столетия немецкие евреи в Германии и русские евреи в России настолько тесно слились с языком, культурой и образом жизни «большой» нации, что более интимное единение групп трудно себе представить. Это, однако, не только не смягчило дискриминацию «малой группы», но даже и усилило подозрения в скрытой и замаскированной её вредоносности, в извращении истинных, природных ценностей народа-хозяина.

С этого времени я занялся самостоятельным изучением жизни и творчества С.А. Яновской. К этим моим занятиям Б.В. Бирюков относился ревниво, критиковал мои статьи о С.А. за якобы односторонне-положительное ее описание, недостаточность источниковой базы, даже сомнительность моего права писать о ней, поскольку я не был с ней лично знаком.

Научная публицистика и социальная активность Медведева не были диссидентством в смысле требования изменений конституции или законов страны. Но лишь твердое желание поставить закон между гражданином и государством. Однако, естественный призыв к советской власти выполнять свои же законы рассматривался партократией как преступление.

Есть ещё одно сообщество, к которому принадлежит Лефевр. После теракта 11 сентября он рекрутируется правительством США и вызывается в Нью-Мехико для участия в разработке образа террориста и стратегии борьбы с терроризмом. Собранные психологи принимают этическую концепцию Лефевра и его оценку террориста…

«Как уберечь наш берег от размывания? Какие колья вбить в него, каким хворостом выстлать? И что это такое — этот вечный дождь, идущий из века в век в моей отчизне? Это глупость наших вождей? Слабость наших вождей? Или это Божье наказание нам за наши грехи?»

«Литература — компонент мозаики моей профессиональной инженерно-гидрологической деятельности. Хорошие литературные произведения приносят эстетическое наслаждение (в качестве “хобби”) и стимулируют физическое и математическое мышление (для “профессии”)…»

«Любите жизнь и хорошую литературу. Живы будем — не помрем, если надобно — всплывем…»