Non-fiction

Но в судьбу института вмешались личные пристрастия Сталина, которому генетика представлялась лженаукой с её представлениями о стабильности генов. Такие взгляды противоречили надеждам Сталина на быстрое изменение сознания людей и возможности «лепить» новые формы организмов целенаправленно.

Не только мы формируем речь — речь так же формирует нас. В этом волшебном клубочке все не столько запутано, сколько взаимосвязано. Надо ли объяснять: чтобы «красиво» заговорить, прежде следует научиться «красиво» думать; вообще — стать, сколько хватает сил, тонким, умным, красивым человеком.

Занятия прозой — ремесло отчаянное, проклятое, мучительное… и часто безрадостное. Вернее, есть, конечно, радость, когда роман закончен, и ты наводишь последний лоск на фразу и ставишь последний штрих в финале. Это да. Ну, и ещё момент, когда берёшь в руки только что изданную книгу… Всё остальное — тяжёлый труд, скука мучительных будней, однообразие бурлацкого расписания жизни.

После смерти Л.А. Растригина научная работа по теории и применениям случайного поиска на постсоветском пространстве фактически прекратилась. Однако, к счастью, при жизни Леонард Андреевич со своими учениками успел сделать главное — показал эффективность нового метода анализа и синтеза сложных технических и иных систем.

Одна из таких сердобольных знакомых почитательниц, сварив суп, позвала как-то на ужин к себе Владимира Алейникова и Евгения Рейна. Но западло поэтам хлебать щи на скатертях в теплой комнате. Подхватили тарелки с горячим и — прочь из подъезда на улицу. К кому пойдет поэт? Конечно к своему брату — на Тверской сквер.

Сдержанно обнялись, ветераны и великаны XX века; появилось угощение, и Лён тут же за высоким столиком принял меня в Академию Русского Стиха, коей он был президентом. Вдруг стать академиком, хотя и потешным, было забавно… И ничего, что какой-то молодой классик выхватил из-под носа блюдо с пирожками, — Генделев сумел удержать бутылку с коньяком.

Помню, как меня поразил тогда этот узелок, который собирал Давид себе в дорогу. В доме полно сумок, удобных пакетов с ручками. Откуда, из каких дебрей сознания всплыл в его смутной памяти этот старорежимный узелок? Из фильмов военной поры? Из фразы «узелок на память»? Из мультфильма про ёжика в тумане?

В раннем детстве Натали была в большой дружбе со своим кузеном, Александром Николаевичем Пушкиным. Она рассказывала мне, что семья кузена покинула Россию, когда ему было десять лет. Они стали жить в Бельгии, и как только скончался «вождь народов» Сталин, Наталия Сергеевна возобновила с кузеном переписку, которая продолжалась, пока Александр Николаевич был жив. Она всегда стремилась узнать о судьбах своих родственниках, разметанных по всему миру трагическими событиями в России. И вот, в последние годы ее жизни судьба оказалась благосклонна к ней и подарила несколько лет настоящего родственного общения. Однажды к ней в гости пришел ее давний знакомый С.М. Некрасов, директор Всероссийского музея А.С. Пушкина, что в Санкт-Петербурге. С ним вместе была красивая элегантная женщина, которая оказалась праправнучкой А.С. Пушкина графиней Клотильдой фон Ринтелен, живущей в Германии...

Героизм, не противоречащий доброй нравственности, мало трогает людей: только героизм, который разрушает нравственность, вызывает в людях и удивление, и восторг.

Одной из важных причин замалчивания и неприятия памятника в Советском Союзе были антисемитские стереотипы, укоренившиеся в сочинениях по отечественной истории, ‎—‎ начиная с периода позднего сталинизма и вплоть до конца советской империи. Тогда, по замечанию Питера Голдена, у советских историков «хазарская тема стала почти табу».

Мама всегда скептически относилась к словам людей, которые утверждали, что узнали о репрессиях только из доклада Хрущева на ХХ съезде партии и говорила, что если она, в свои 13 лет, уже прекрасно понимала, что творится в стране, то как могли не знать этого взрослые, зрелые люди.

Если посмотреть на статистику 1910 года, то подавляющее большинство евреев в Николаеве жить не имело права. И дело было не в том, что они были иностранноподданными ― там вообще мало кому из евреев разрешалось жить. А потому как вариант ― их могли выселить из Николаева, скажем, в Херсон.

Наша мама была человеком совершенно незаурядным. Эта незаурядность в чем-то была со знаком «плюс», а в чем-то со знаком «минус», но в любом случае она была мало похожа на своих ровесниц. И именно об этом мне бы хотелось написать.

По-прежнему веселились. Без устали танцевали, устраивали даже танцевальные марафоны — кто дольше продержится. Помню, как Боря, сидя на полу перед пианино у Сейделей, рядом с уже довольно известным пианистом Эмилем Гилельсом, учил его играть «Кирпичики»…

В моей новой школе было немало второгодников, родившихся в начале 1946 года, о которых говорили «отец погиб на войне». Говоря о родившихся в середине того же года, поясняли «на японской войне». Наверное, это не всегда было правдой.