Проза

Я, Седых-Пустоглав, генерал-лейтенант литературных войск в запасе, считаю своим долгом раскрыть подлинную личину русофоба и провокатора Гоголя Н.В., выставляющего свою ничтожную повестушку «Страшная месть» эталоном литературы и унижающего труд выдающегося патриота Моголя В.Н. «Местная страсть».

Смутно он осознавал, что день подозрительно спокойный, что рисовые поля таят угрозу, но нисколько не думал об опасности. Ему все было побоку. Влюбленный мальчишка, который попал на войну. Ему было двадцать четыре года. И ничего с собой он поделать не мог.

Внезапно в коридоре послышались шаги – неровные, неуверенные. Замерли. Ещё несколько шагов. Кофейные щёки Жаклин стали землистыми. «Интересно, а я-то сама, наверное, выгляжу не лучше. Что это - страх от беспомощности или беспомощность от страха? - подумала Марта. - Пафосно всё это. Рассказал бы кто, не поверила. Ещё только выломанной двери не хватает, как в кино. Ну давай же, иди, иди мимо… ещё четыре классные комнаты, и дверь на улицу».

Поэтому я придумала для себя иную (полушутливую, понимай, как хочешь) отговорку: мол, не пью, так как я – зашитая алкоголичка и даже самая крошечная доза вина может привести к летальному исходу или, в лучшем случае, я попаду в больницу, надолго, с отравлением всего организма. Это объяснение принимали все. А некоторые даже одобрительно говорили: «Уважаю и сочувствую!»

Читала она какими-то кусками, как будто-то разбегаясь внутри одного куска, а потом, перед следующим, она останавливалась и задумывалась. При этом она успевала всему удивляться: и тому, что «жили-были дед да баба», и тому, что на Колобка хватило муки в пустом амбаре, и смешному слову «сусеки».

С тех пор я здороваюсь с этим пнем, проходя мимо. Я останавливаюсь, как перед могилой, и говорю: «здравствуй, кедр!» И слушаю. В эти мгновения я слышу шум исчезнувшей, но оставшейся в моем сознании зеленой пышной кроны.

Дани, вздрогнув, посмотрел в глаза ангелу и увидел в них жгучую человеческую боль. Наверное, это очень страшно быть не рождённым, общаться с людьми, по сути, своими современниками, и доподлинно знать: твоя, лично твоя земная жизнь прошла стороной и уже никогда не повторится, ибо ты – ангел, это навечно.

Илья Михайлович в мельчайших деталях помнил все свои Воплощения на Земле. И далеко не всегда, его странствия были безоблачными и безопасными. Так в 1240 году во время штурма татаро-монголами хана Батыя Киева он сражался в рядах защитников города и был тяжело ранен монгольской стрелой. В 1471 году он жил в Новгороде и пережил кровавый поход Ивана III. В следующей реинкарнации...

Ты помнишь ту костопольскую девочку, которая нравилась тебе, а сегодня ее уже нет? Есть только воспоминания о прошлом, да и прошлое… Оно принадлежит не нам, а двум уже исчезнувшим молодым людям, которые сегодня ровесники нашим внукам.

Евреев перестанут называть жидами, когда они исчезнут. Совсем. Поэтому я стану шиксой, выйду замуж за красивого богатого гоя и рожу ему неевреев и не гоев, а посерединке. Моих детей все будут любить, и никто никогда не назовет жид.

Они были вместе уже три года — вполне достаточное время, чтобы выплыли наружу любые скрытые намерения, о которых, как и положено, намекали друзья и доброхоты с обеих сторон. А вот и не выплыло. Ничего.

— Вы мне объясните, — спросил я, — всё же эта логика мне не совсем ясна. Сталин ведь тоже всё время говорил про мировую революцию, он разве не понимал, как для этого удобен международный язык? Зачем же его было запрещать, а вас уничтожать?

Скорее бы подрасти, окончить школу и стать как папаня — шофёром. Потом можно и жениться. Вот на ком? Верка соседняя — сроду злая, пацанов не любит. Остальные ему тоже не нравились.

Вень, ты что, не веришь в доктора Астрова? А напрасно, я знаю его уже тридцать лет: это самый благородный герой русской классической литературы! Хоть в реальной жизни он иногда проявляет себя как подлец, в душе он всегда возвышен!

«Сейчас деревни почти что и нет, лишь кособочится сколько-то домов-развалюх. Улицы заросли бурьяном да крапивой, от сгнивших оград палисадников с двух сторон выползает на когда-то широкую улицу шиповник. Скоро его кусты сойдутся и здесь начнут буйствовать шиповниковые заросли. Но пока этого не случилось, я могу пройти между рядами домов или того, что осталось от них. Память, словно волна свежего дурманящего ветерка с дальних лугов, охватывает меня и уносит в прошлое…»