Проза

На тощих птичьих ногах бродил по камням он, и красным подземным огнем горели следы его, трехпалые когтистые метки, и мутной, нечистой водой вскипали ручьи, в которых утолял он жажду свою. Серым, осклизлым угрем таился в речном иле, сонмами падальщиц-мух кружился над лицами путников и пастухов, ревел в тростниках разморенным жарой бегемотом, нешама бли гуф, душа без тела, сумеречное порождение субботы.

Since that day, their disappointed neighbors had been waiting in vain by the windows to get a glimpse of this loving odd Russian couple, but never again did they see their merging silhouettes, rambling aimlessly through the deserted Parisian streets, slowly drifting into night quietude.

По полю, где сено уже собрано в стога, пыль, слепни и жара, торопливо шли беспорядочной толпой дети и усталые солдаты. Последним брел пьяный и веселый сатир. Когда он подошел ближе, она узнала в нем художника в молодости, но он засмеялся ей в лицо и стал похож на себя нынешнего, с бессильным оскалом черных зубов.

Уже робко забрежил осенний серенький рассвет, и священника в черном долгополом подряснике, с поблескивающим крестом на груди, было хорошо видно. Все напряженно и ожидающе уставились ему в спину. В узкую щель между створками ворот храма, почти на уровне паперти, высовывался вороненый короткий ствол автомата...

...Боцман пришел в себя уже утром. На пустынном пляже никого не было. Рядом стояла древнегреческая амфора, доверху наполненная чем-то желтым. Гирь не было видно. «Золото, что ли? — безразлично подумал Матушкин, тронув мокрым пальцем желтые кружочки. — Интересно, откуда?..»

«Всю ночь она плавала по морю на белом, блестящем на солнце паруснике, на палубе познакомилась с поэтом. Они сошли к нему в каюту, где она увидала на полу женскую шпильку и спросила игриво: “К вам часто ходят женщины?” “Часто”, — согласился поэт. Тогда она разделась, забралась на кровать и… проснулась...»

«Я вышел со своего двора в 9.55 по московскому времени 20 сентября 2015 года. Так показывали оба моих мобильных телефона. Почему у меня их два? Да потому, что при помощи одного я частенько разыскиваю другой. С удовольствием шагая по чистой асфальтовой дороге, наверное, от хорошей погоды и как бы разлитой в самом воздухе общей радости существования я чувствовал явный прилив сил. За минуту прикинул планы на весь день, а потом вернулся к своему сну — стал вспоминать нашу коммуналку…»

«Старшина протянул мне рубль, я надел шинель и пошел. Дневальный на тумбочке засыпал на ходу, ну то есть стоя, но чувство воинского долга и солдатская совесть не давали ему этого сделать. В последний момент, когда подгибались ноги в коленях, он вздрагивал, задирал башку вверх и зорко смотрел осоловелыми глазами на окружающую действительность. “Не спи — замерзнешь”, — бросил я ему на ходу. Он моргнул мне два раза обоими глазами и открыл было рот, чтобы что-то ответить, но я уже был на лестнице…»

«Катя не любила все на свете: март, погоду, вечер, сумку с бутылкой сухого вина в левой руке и особенно сильно — несправедливость…»

И мы – случайная, организовавшаяся на одно лето, компания из десятка мальчишек, не отвергая, но и не считая своим, назначили Мотла на роль аутсайдера, использовали его, унижая не нарочно, но легко, бездумно и походя. О детской жестокости написано много.

А через полгода Сталин умер, антисемитская компания утихла и новоявленный Арам оказался совсем в глупом положении. Потерянное имя уже не вернешь, на прежней работе не объявишься, со своими надо как-то соединяться, по крайней мере для посторонних войти в семью другом собственной жены и отчимом родным детям.

На подъёме к Авлабару – жуткая пробка. В чём дело – авария? Собственно, и без аварий улицы абсолютно не приспособлены для такого количества машин, все тормозят друг друга. И потом – какие контрасты! Такое впечатление, что жизнь идёт куда-то вбок. Народ голодает, а число машин катастрофически растёт.

Он выпил, поперхнулся и без слез заплакал – так ему стало жаль незаметно ушедшей молодости, так захотелось прожить снова – чище, полнее, интересней. Не писать чепухи, не болтать о пустяках, а прожить в гармонии с природой. Любить многих женщин, а не одну, и ту – со скверным характером, мало ценившую его и рано состарившуюся.

Когда она проснулась, тело мужа уже стало твердым как камень, и она сняла с него дары: легкий хитон с драгоценной заколкой, последний букет белых асфоделей, и убрала с ложа безделушки: цветные камешки, витые раковины. Убрав тяжелые косы под повязку, обвязавшись фартуком, она резала твердую кость, и тело юноши, едва отмерившего дважды по восемь лет, возникало под ее резцом.

А в остальном всё хорошо будет. Москва расширяется, скоро в Смоленск на метро ездить можно будет, за 40 рублей. А там и Брянск недалеко, и Воронеж. А если московские чиновники в новые территории не уместятся, то… «Осторожно, двери закрываются, следующая станция город Конотоп». Наш братский подарок братскому народу. Хотя чиновники на метро не ездят.