Проза

В выходные дни и в непогоду его стали мучить приступы хандры. У него было все, чего он желал. О чем мечтал в полуголодной, безденежной юности. Но ни деньги, ни комфортная, обеспеченная жизнь его не радовали. Казалось, с его жизнью случилось то, что бывало на химических опытах в школе: заполняя реактивом одну пробирку, обязательно опустошишь другую.

Ах – есть женщины в русских селеньях – коня на скаку остановят – не говоря уже о добром молодце. Она вгляделась в зеркало – волосы куда как хороши – русые, густые, пружинящие, и лоб чистый. Глаза серые, между прочим, с поволокой – если надо, она умеет ими смеяться, но самое замечательное – большой – медленный в улыбке, отяжеленный яркой помадой рот – она любила свое отражение в зеркале.

Перед нами кабинет Президента Евруссии. Огромные тёмные окна угадываются за тяжёлыми, жёлто-золотистыми шторами, ярко сияют хрустальные люстры под высоченным потолком. Посреди кабинета просторный полированный стол на львиных лапах; на столе раскинулось странное, непривычное для глаза сооружение, квантовый компьютер. Подле стола – большой мраморный бюст Владимира Высоцкого.

В руке Иуды меч превратился в нечто большее, чем просто оружие, ибо исполнение одного пророчества – а о предсмертных словах, сказанных Маттатияху Иуде, уже знали все – обещало исполнение и других пророчеств, хотя и не с такой легкостью, с какой далась победа при Вади-Харамия.

С 1946 года в СССР была введена высшая форма специализации и повышения квалификации врачей после окончания медицинского института. Называлась она «ординатура» и заключалась в сочетании работы по специальности с различными формами обучения. Подразумевалась и научно-исследовательская работа с выходом на защиту кандидатской диссертации.

Не всякому писателю выпадает честь подвергнуться ауто-да-фе. Подобно тому, как перед берлинским университетом с благословения Геббельса студенты сжигали Маркса, Фрейда, Гейне, в Москве новая комсомолия жгла книги Сорокина. Для меня Сорокин – певец изгнания из рая. Рай – русская проза 19 века, Сорокин – ее соцреалистическая перверсия.

На эстраде появился Гитлер. Несколько секунд он стоял неподвижно и, чуть наклонившись вперед, ждал пока затихнет шум. Начал он спокойно. Я даже удивился – ведь говорили об истерике, бешенстве, о том, что во время выступлений он впадает в транс. Да и в кинохронике не раз это видел. А тут как будто вполне владеющий собой оратор. Но хватило его только на первую фразу, а потом словно прорвало.