Проза

ВНИМАНИЕ, Володя! Ты, кажется, знаешь о Б. Окуджаве все. А – ЭТО? Миша заканчивает свое письмо ко мне – доверяя не себе, а ему, Б.Ш., сказать самые ТОЧНЫЕ, прямо в цель бьющие слова о Сталине. Их услышал и сразу же записал его друг на ВЕЧЕРЕ Б. Окуджавы в Ленинграде - ответ на вопрос зрителя (вопроса он не помнит), записал – слово, в слово. Миша мне эти слова продиктовал: «Я согласен со всеми эпитетами: «ВЫДАЮЩИЙСЯ», «ГЕНИАЛЬНЫЙ», «ВЕЛИКИЙ» и т. д. – при условии, если за всем этим будет стоять одно слово: «УБИЙЦА»…

В 57-м году мы, разумеется, не знали о существовании следственного дела, но и не питали особенных иллюзий относительно того, что «всё обошлось». Наоборот, недоумение вызывали прибывающие с Запада «друзья Советского Союза». Готовящийся молодежный фестиваль, казалось, давал повод им, свободным и раскованным, кормить своими рыбками-улыбками гнилостную пасть пропагандистского медведя.

С самого детства ее распирала такая радость жизни, такое несокрушимое ожидание ежеминутных чудес, с которыми обыденность конкурировать не могла. Этот сгусток энергии уравновешивался диким, необъяснимым и беспричинным враньем, враньем не за ради чего, просто так, без цели. Это было чистое творчество без претензий на гонорар, густая и красочная живопись сочиненного мира, который она вылепливала щедрыми ритмичными мазками.

Второе место в эмигрантской табели о рангах принадлежало Александру Вертинскому. По популярности он значительно уступал Лещенко. Его музыка была адресована узкому кругу охмурённых кокаином эстетов, танцевать под неё было невозможно, и пластинки с его песнями шли значительно дешевле. Хотя тоже ценились.

Поскольку не могло быть и речи о том, чтобы скрыть от товарища Сталина имевшее место происшествие, товарищ Маленков доложил о нём, как только товарищ Сталин приехал в Кремль. Товарищ Сталин внимательно выслушал доклад, и спросил у товарища Маленкова, как тот относится к вопросу "Ведь, если звезды зажигают – значит это кому-нибудь нужно?" и кому этот вопрос принадлежит. Поскольку товарищ Маленков затруднился ответить, товарищ Сталин мягко попенял ему на недостаточное знание современной русской поэзии, а в заключение сказал, что поднимет на ближайшем заседании Политбюро вопрос о назначении товарища Маленкова ответственным за свет кремлёвских звёзд.

Коллеги подтрунивали над ней. Называли мсье Дюброя её «клиентом № 1», «воздыхателем» и даже – это было так неумно и зло – её «вросшим ногтем». Она краснела, пожимала плечами, но, по правде говоря, ничего не льстило ей больше, чем этот взрыв интереса к её личной жизни – первый раз за всё время работы в парикмахерской салоне. Мысли о мсье Дюброе не покидали её ни днём, ни ночью. Она хотела бы посвятить себя исключительно уходу за его ногтями, не теряя времени на других клиентов. Когда он появлялся, у неё будто перехватывало на миг дыхание.

Вы устраиваете у себя дома различные комитеты по спасению жертв фашизма, вы собираете антивоенные конгрессы, вы устраиваете библиотеки сожженных Гитлером книг, – все это хорошо. Но почему мы не видим вашу деятельность по спасению жертв от нашего советского фашизма, проводимого Сталиным; этих жертв, действительно безвинных, возмущающих и оскорбляющих чувства современного человечества, больше, гораздо больше, чем все жертвы всего земного шара вместе взятые со времени окончания мировой войны...

Или взять такого гиганта как Почтовое ведомство США (USPS). С одной стороны, оно обладает полной монополией внутри рыночной структуры страны. С другой стороны, чиновникам запрещено вздувать цены на почтовые отправления без достаточных оснований. С третьей стороны, понятие «прибыль» остаётся критерием успеха их деятельности. В результате половина чиновничьего аппарата занята изысканием аргументов для вздувания цен, другая половина – поисками нововведений для растрачивания полученных непомерных доходов.

«...Дочитаешь до этих слов, одёрни пиджачок /поправь косынку и отправляйся вослед моему сумасшествию...»

«...Совершенно непредсказуемое занятие. Можно стать богатым за считанные часы, а можно долгими годами еле-еле на хлеб с маслом зарабатывать. Поэтому такой интерес к этому делу, такой азарт, такой ажиотаж – настоящая корневая лихорадка...»

«...– Ты тоже сделай! Будем бомбочки вниз бросать. – И стал второго ежика делать. Ну, ладно, я тоже сделал. Потом Илюха посмотрел вниз, через балконные перила, и бросил свою бомбочку. Я тоже посмотрел и тоже бросил...»

«...Нерешенным оставался только один вопрос, самый главный: как воспримет свалившееся им на голову «счастье» супруга Антонина? Где-то подспудно Сергей чувствовал: восторга жена не испытает. И поэтому, как мог, тянул время, не решаясь начать трудный для обоих разговор. Заодно подыскивал аргументы для укрепления своей заведомо проигрышной позиции. Неделя истекала, и дальше тянуть было некуда...»