Проза

"...А завтра в церкви запоют, и ты будешь стоять и ничего не понимать. А я знаю: «Слава в вышних Богу, на земли мир, в человецех благоволение». А? Ангельское пение в небесах слышали пастухи. Пастухом был небось? Вот, а ангельского пения не слышал, так ведь? По нашему недостоинству. В мир пришел Спаситель, и не узнали! – с пафосом произносит Аркаша. .."

"...Людмила изучающе всматривалась в зеркальную частичку его лица, но на неё опять взглянули все те же глаза, только теперь слегка улыбающиеся. Показалось. Зря дрогнуло женское сердце, но такое оно – всегда начеку..."

"...Вдохновленный, художник не отходил от мольберта долгое время, только серенький козлик не мог также вдохновенно ему позировать. Поначалу он держал голову высоко, словно любовался красотой и простором небес, но постепенно его голова опускалась ниже и ниже, он чаще поглядывал на свое отражение, пока окончательно не сник..."

"Эта история начиналась во времена дикого капитализма, а закончилась в наши дни, хотя какая формация сейчас – сказать трудно, должно быть, рублево-успенская: успеть побольше рублей спилить, а там трава не гори..."

«Женщины», «Военная музыка», «Заблудились» / «...Что ещё сказать? Конечно, мы всё-таки выбрались из тупика – прямо на одну из центральных улиц города. Но эти огородики-лоскутки, где мы побывали, вспоминаются до сих пор...»

«...Толстый мальчик Витька приходил на детскую площадку, садился на край песочницы и наблюдал за нами маленькими карими глазками, взгляд которых, как нам казалось, ровным счетом ничего не выражал. Мы бегали, играли, орали, а он просто сидел – большой и очень спокойный. Мы росли, и Витька рос вместе с нами. Иногда мы приходили на площадку, когда он сидел на качелях и безуспешно пытался на них раскачаться. Увидев нас, мальчик вставал и уступал нам место, устраиваясь на краю песочницы. Витьку было не принято обижать...»

«...Дама медленно, чугунными шагами подошла к полотну, слегка прикоснулась ладонью к портрету, словно приглаживая завитушки волос девушки, и вдруг упала на колени, распластав руки по картине...»

Все без исключения персонажи – вплоть до самых эпизодических, – фигурирующие в настоящем повествовании, – реальные исторические лица. Практически все описанные события имели место, а если не имели, то вполне могли бы его иметь.

Не замечая, а, вернее, боясь дворов, немцы бежали по той же провинциальной улице, какой вошли в город, бежали по бессмысленной прямой, хотя, быть может, в них бессознательно билась память о том, что сзади – нет, теперь уже впереди – им навстречу катятся их спасительно тяжелые пушки.

До политических споров дело не дошло, потому что Жора Финкель вовремя схватил гитару, и все запели “Броня крепка и танки наши быстры”. Потом пели “Ой, рябина кудрявая” и “Огней так много золотых на улицах Саратова”. Вера Блейзер с чувством подпевала, игнорируя боль в пояснице. Под конец вечера Володя Зайдман рассказал два матерных анекдота, и все хохотали до слёз.

Сын может даже и не говорить матери ничего: она, которая его родила и видела, как он растёт, понимает его уже по одному взгляду и молча, не говоря ни слова, заботится о нём – и сын без лишних слов принимает эту заботу, так как знает, что они с матерью понимают друг друга и без слов.

Сенатора от Нью-Йорка миссис Клинтон встречали в главном аэропорту штата. Располневшая и потяжелевшая, Хиллари спускалась по трапу навстречу Эвансам, показывая всем своим видом, что она в порядке и не нуждается ни в каком сочувствии. Наоборот, это они – Лиза и Джон, нуждаются в ее помощи. Глядя на нее, трудно было представить ее молоденькой и тоненькой девочкой в джинсах, с копной рыжеватых волос, всегда готовой расхохотаться над шутками Билла. Когда-то они были красивой парой.