Проза

Одна из двух дочерей Исака Баршая – Галя Баршай-Першман – была хорошей скрипачкой, работала в разных оркестрах, одно время даже и у Рудольфа Баршая, а ее племянница - Инна Дукач – дочь второй дочери Исаака - Дины - стала известной певицей, солисткой прославленной Метрополитен-Опера в Нью-Йорке и, кстати, пела недавно в Израильской опере. А внуком дочери Велвла Баршая – Черны Эпштейн является, между прочим, не кто иной, как Михаил Турецкий – руководитель знаменитого одноименного мужского хора.

Продолжение. Начало в журнале «Север»№ 3-4.2014

Представляем читателю VI часть из романа «Пенки». Первые четыре части были опубликованы в журнале «Юность». Герой романа – подросток – в романе дружит с девочкой Аней. Но порой в его жизнь вторгается Лена по кличке Багира, из «хорошей семьи», отец которой – Юрий Алексеевич – был занят сомнительными делами в 90–х. Пока не сделал головокружительную карьеру и не обосновался в Кремле.

Неожиданно Леночка споткнулась. Чересчур быстрые шаги и отчаянная самоуверенность сыграли с Леночкой злую шутку: стараясь сохранить равновесие, она пробежала последние несколько метров так, как это делает спринтер на финише – головой вперед.

…Возле двухэтажного барака, на тротуаре, робко облаивали прохожих две старые собаки. Да обе-то они хромые, да безработные. Ох, да без хозяина они, да без своего угла. Заглядывали в лица: может, возьмете нас с собой? Подходим, а?.. Облаивали нового прохожего. Так же просяще, жалко: не пугайся, какая уж тут храбрость у нас теперь, так – симуляция одна. А хлеб-то есть надо. Эх-х…

Бог насадил в этом саду два чудных древа. Древо заповедей пересекается ветвями своими с древом притч. Всё это Бог устроил для того, чтобы человек радовался всякому творению Божию, процветая изнутри…

Светлой памяти Анисима Абрамовича Гиммерверта.

Вино Пантелеймон употреблял только по большим праздникам, да и то, если угощали. Обычно это случалось на Святого Василия, Святого Андрея, на Пасху и Родительский день. Девятого августа, в день Святого Пантелеймона, угощал он сам, загодя покупая два десятилитровых бутыля душистого муската у Богдана Челаря, который, в свою очередь, ничего кроме вина не признавал.

Старинная лаборатория, заполненная ретортами, колбами, пробирками. На полках громоздятся покрытые вековой пылью книги. Занимая центральное место, на стене висит большой сачок. Откуда-то сверху пробивается скупой размытый свет. Подряхлевший Дуремар в очках, в старой залатанной кофте и в шлёпанцах на босу ногу колдует над кастрюлькой, шипящей на спиртовке. Кричит сверчок...

Светлой памяти Владимира Чернова, главреда журнала "Story", посвящается.

Воспоминания зимы были ему неприятны, он понимал, что той зимой окончательно изменилось или изменило ему нечто важное, едва ли не самое важное, но в ту зиму он заметил, как стоят сырые грушевые деревья под дождем и научился, выходя по ночам в сад, спокойно разглядывать темное ночное небо, полное гроздей спокойных немигающих звезд.