Проза

("А был еще такой случай...")

«Я спрашиваю себя: можно ли хотя бы на секунду представить ту жизнь? Понять ее, почувствовать… Примерить на себя… Нет, невозможно. Глядя на изъеденные ветром и солью осколки и черепки, в которых еще угадывается работа человеческих рук, которые рано или поздно станут песком или илом, не испытываешь ни сожаления, ни страха, ни скуки, только удивление перед временем. Временем, которое, наконец, избавилось от человека, освободилось от него. Долины, где стояли храмы, описанные Страбоном, и сами храмы, холмы с маяками, акрополи и агоры, пристани — затоплены реками или размыты морем, занесены илом или покрыты плавнями. Исчезли, стали частью пейзажа, растворились во времени. А то, что время и море пощадило, превратилось в фундамент для новых цивилизаций, на месте которых возникали другие новые, следующие новые и новые за новыми, тоже давно ставшие мифическими и не оставившие после себя ничего, кроме полоски в береговом уступе, глядя на которую, человек испытывает бессилие, ведь совладать с таким количеством времени он неспособен. Это бессилие радует, поскольку это радость — знать, что существует нечто большее, чем разум, память и воображение. И это одновременно угнетает, ведь ничего так не погружает в тщету разум, как вид того, что время оставляет от человека…»

Золотой утренний свет медленно просачивался в просторную, заставленную кроватями комнату, отбрасывая на пол слабую решетчатую тень. Душой ощущая наступление нового дня, населяющие комнату люди постепенно пробуждались, робко перешептывались, лежали, глядя в потолок.

Мало кто знает, что открытие 1 декабря 1994 года генерального консульства Германии в Новосибирске было отнюдь не новой инициативой в истории немецко-русских отношений, но продолжением традиции, заложенной ровно 90 лет назад. Здесь, в Новосибирске (Новониколаевске), с 1923 по 1938 год находилась «штаб-квартира» самого большого в мире консульского округа. Ее руководители — консул Гросскопф, а позднее — Мейер-Гейденгаген — являлись непосредственными наблюдателями и участниками событий местного и общесоюзного уровня. А также — в какой-то мере и жертвами: за полтора десятилетия советско-германские отношения претерпели потрясающую метаморфозу — от взаимной любви и активного сотрудничества до лютой ненависти…

Главы из биографического повествования. Окончание

19 ноября 2007 года я получил по электронной почте несколько писем от некоего Ш., которые первоначально принял за рекламный спам. Но, вчитавшись, я понял, что это записки человека, который просит меня, зная о моем редакторском прошлом и, в некотором роде, настоящем, посодействовать публикации этого текста.

Люба давно забыла, что она еврейка. Выйдя замуж за Алёшу, она жила его праздниками, а его праздники не были связаны ни с какой национальностью. А вот сейчас ей вспомнилось, что она Любовь Абрамовна, в девичестве Шустерман, что её русский муж Алёша Орловецкий далеко от неё и их сына Володьки.

Как можно было выжить в тех страшных условиях, перед лицом голода, холода, унижений, смерти, ужасов, потери людьми человеческого облика? Живая волнующая история Йохевед Зив дает ответ на этот вопрос...

Во многих домах угловые квартиры превращены в доты. Жильцов спешно переселяют, окна закладывают кирпичом и превращают в доты, из бойниц которых торчат стволы пулеметов или небольших орудий. Город готовится к уличным боям.

Теплик имел и свой «пролетариат». Правда, он (молодые портные и портнихи, столяры, мясники) никогда не знал и не слышал такого слова. Они себя называли «рабочий люд» и были воинственно настроены. Они требовали не много, и не мало, как …сбросить царя!