Проза

Особенно, мягко говоря, раздражало Алёну то, что почти половина, на кого он обращал внимание, из женской братии, тут же превращалась в похотливых самок, готовых на всё под действием его обаяния. Наверное, подмигни случайно его глаз фонарному столбу - и тот бросил бы своё единственное, но важнейшее занятие по освещению наших путей в ночную пору, бросил бы, не раздумывая, без колебаний, ради той лучезарной улыбки, ради сильных, проворных ладоней, ведавших толк в интимных ласках, и ещё ради чёрт знает чего...

Первая публикация рассказа - в журнале "Детская литература", 12, 1988. "Человек, как струна: жизнь его закреплена в начале и конце, а посредине она колеблется, колеблется... Только почему эти вдрызг разбитые «Амурские волны»? Я не могу смотреть, как два старика в пустом огромном доме играют вальс..."

Вагон застучал в ритме фокстрота. В вагоне начались танцы. Белолицый в балахоне непременно хотел танцевать со Стареньким Фанфаном-Тюльпаном. Белый танец, козел, сказала ему деваха, куда лезешь? Деваха подхватила Старенького Фанфана-Тюльпана и погнала его фокстротом в тамбур. По проходу вагона. Тюльпан от радости закидывал голову, хохотал...

...В Афгане задержаться не пришлось. Но и перебежчика не получилось. В бурные времена хлёстких стилизаций Тарантино и Родригеса, Бандераса и Умы Турман внезапная амнистия выгнала предателя несуществующей родины из-за решётки: в новый капиталистический рай я зашёл уже вполне взрослым. Я пришёл в страну, похожую на плацкартный вагон, – те, кто у туалета, безвозвратно проиграли.

В.А. Боярский, докторант кафедры истории русской литературы ХХ века филологического факультета ТГУ, обращается к вопросу о возможном толстовском интертексте «Писем Иванова» Г. И. Газданова.

Мир подростка - непредсказуемый мир. Мир крайнего отчаяния и вселенской доброты. Мир детских страхов и взрослых надежд. И умирать в 15 лет совсем не хочется. А хочется улететь в неизведанный и такой манящий цветной мир прекрасного будущего... Вот только мы, взрослые, сможем ли исполнить чудные мечты маленького взрослого человека?

С огромным удовольствием публикуем рассказ, написанный в 1963 г. известнейшим русским, кубанским писателем-деревенщиком В.И. Лихоносовым, недавно отметившим 77-летие. Поздравляем! "...Сорок лет живу в Краснодаре в томлении, спрашиваю: «Почему здесь нет того, что так сладко грело меня в Пскове, в Вологде?» Юг России особенно растерзан безродным кокетством и какой-то базарно-курортной сутолокой на скрижалях истории. ...Русские потихоньку, помаленьку от всего своего отреклись", - сетует писатель.

(Окончание. Начало в №№ 1, 2)

Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, то я начну с того, как однажды Лизка, моя школьная подруга, попросила ответить на вопросы одной, на первый взгляд вполне обычной, анкеты в её личном дневнике. Вы же представляете девчачьи тетрадки с любимыми песнями, фотками певцов, актёров и записями подружек по серьёзным и не очень серьёзным поводам? У меня таких дневников-блокнотов скопилась целая куча, но я ими года два как переболела и не вижу в них больше никакого смысла, а Лизка – она смешная, до сих пор заплетает косички, тугие такие и толстые, с бантиками, обзавидуешься, – и продолжает играть в прежние детские игры. Вот что я тогда написала.

Небо опрокидывало синие, густо-шерстяные тучи на дрожащую землю, на острые, выпяченные вперед, к лаково-блесткой, сизо-черной воде, ножи и рубила утесов и скал. Небо выворачивалось наизнанку, с испода сверкали бесстыдные, больно горящие звезды, алые и бирюзовые, сусально-золотые и хлестко-алмазные, их было так много, что сито людского разума не вместило бы изобильного зерна. Заслонялись катышки света безумьем мчащихся туч. С зенита слышался густой и страшный голос ветра, он становился все громче, вот уже ветер кричал, вот уж ветер надсадно орал, и сыпались из прорех между туч крупные ягоды звезд, сыпались вниз, в маслено-тяжелую, густую волну.

Второе в этом году заседание клуба «Гамбургский счет» посвящено – и это совершенно нормально для весны! – поэзии. Критический разбор творчества Марианны Плотниковой на примере подборки ее стихов «Теперь ты не умрешь» (см. в этом номере на стр. …) попытаются сделать ее коллеги по поэтическому цеху – поэты-мужчины трех поколений.

Вам не надо ехать в Нью-Йорк и платить четыреста долларов за то, чтобы услышать премьеру какого-нибудь Любовного напитка с Нетребкой. Он, этот самый напиток, теперь находится в двадцати минутах езды от вашего дома, за десятую долю цены и с полным эффектом присутствия в зрительном зале и даже за кулисами

Что же произошло за сто бесконечных дней, которые отделяли декабрьскую ночь с помянутым поэтом кандальным звоном дверных цепочек и апрельское утро, когда баба Женя и только что вернувшийся дед услышали по радио: «...привлеченные по делу группы врачей, арестованы без каких-либо законных оснований... Полностью реабилитированы... из-под стражи освобождены»?

Первые письма были живыми, радостными. Звала нас в гости. Вспоминала, как в школе мы мечтали о Геленджике, о Черном море. А теперь обе живем на берегу теплого Средиземного. Потом письма пошли грустнее и тревожнее. И вот уже два года никаких вестей.