Проза

Её ждало глубокое разочарование. Супруги приехали в мрачный замок. Внутри замка царил такой неприятный запах, что Анетта, привыкшая к аромату еловых веток и цветов в своём чистом доме, чуть не задохнулась. Рыцарь оказался грубияном по отношению к слугам и совсем не таким романтичным по отношению к ней, как она думала. В доме ни одной родной души: ни брата, ни родителей, ни старой доброй нянечки, ни привычной прислуги. Не было в лесу любимых гномов, эльфов и даже белок она не видела, их давно перестреляли.

Три, а может, четыре часа просидели мы на дне Мезенской губы, пока прилив не подбросил водички и всё постепенно вернулось на круги своя. Там, где раньше торчали головы валунов, забурлила грязная кружевная пена.

Автобиографическое эссе

Количество дуэлей Пушкина сосчитано – 29. Нет ли здесь перебора в подсчёте? Конечно, есть! Начинаю выяснять, в чём дело: 24 так называемые «дуэли» были назначены, но отменены. По моему глубокому убеждению, называть дуэлью то, чего не было, некрасиво и пахнет дешёвым желанием сенсации со стороны биографов. Остаётся пять, четыре из них случились в 1819 (одна) и в 1822 (три) годах. То есть, когда поэт был ещё очень молод и горяч. В двух из них Пушкин стрелять отказался, а в двух других дуэлянты намеренно стреляли мимо.

Ксюша сама распахнула его амуницию и свой халат, прислонилась к столу и прижала Женьку к себе… Он засуетился, никак не мог найти, как войти в нее… Теоретически все было известно, а по рассказам старших ребят-фронтовиков с курса — так и в самых интимных подробностях…

Мне же по службе ничего не было гарантированно, и я всегда был готов к переменам. Иногда в лучшую сторону. Через несколько дней меня внезапно перевели служить на танкодром, и я расстался с моим приятелем Бинариком. Ему предстояло спуститься в ад.

Он прямым текстом сделал мне предложение. Говорит: «Последний курс. Надо решать». Я ему говорю: «Я девушка простая, провинциальная. Вам нужна женщина, которая читает Цветаеву или Мандельштама. А я, что?»

Меня как молнией поразило: вот, почти готовая пара родителей! И моя фантазия понеслась на крыльях в солнечное «завтра». Влюбленный бравый солдат, мой будущий папа, возвращается после войны домой. Он бежит прямо к красавице-смуглянке. Она его ждала днями и ночами. Они обнимаются. Целуются и не могут нацеловаться. Он говорит ей долгожданные слова, не высказанные до того, как его отправили на войну. Она ему — тоже. Они любят друг друга. Они идут под хупу.

– Покажем лягушатникам, где раки зимуют! – иерихонской трубой взвыл дюжий молодец в красной рубахе, чёрной плисовой поддёвке и в сапогах с набором. Стоял он по левую руку от Глеба Андреевича столь близко, что обдавал жаром большого плотного тела. – Зачем же раки лягушатникам? – искренне удивился Глеб Андреевич. – Французы нам союзники. С немцами воевать-то придётся....

Кажется, еще вчера ужасно боялись коронавируса и всей маршруткой ссаживали бабульку без маски. А сейчас, если войти в маске, да еще претенциозно надвинутой на нос, только посмотрят и отвернутся: «Дебил дурной…»

Андрей смотрел на нее и внутри поднималось странное чувство, природу которого он затруднялся определить. Ему вдруг страшно, как никогда раньше, захотелось, чтобы его тоже любили. Вот так сильно, до боли, до слез. Но никто в его жизни не любил его, никому он не был нужен...

Итак, я оказался в той части Европы, которая стала нынешними - Францией, Германией, Швейцарией, Бельгией, Нидерландами, Великим герцогством Люксембург и Великим княжеством Лихтенштейн. Но тогда все это было - Земля франков, земля Меровингов.

В доме на улице Шипсхед-Бей Роуд, известном среди иммигрантов как «дом, где русская баня», проживало много новых постояльцев. Снаружи дом был вполне приличный, семиэтажный, из красного кирпича, с круглыми фонарями перед входом и элегантным фойе. Но стоило войти внутрь и подняться на любой этаж, как вся красота и элегантность исчезала, сменяясь убогим однообразием длинных коридоров и многочисленных дверей, напоминавших общежитие или дешёвую гостиницу.

...им прифартило вместе поехать в командировку в Ленинград. Вот уж когда они оторвались по полной, страсть бушевала целую неделю, и главное - где (!) В знаменитом здании Смольного, который в 17-м году служил штабом для большевиков, а до революции был «Институтом благородных девиц».

…Два года назад в Вискассете, остановившись в пути, я выпивала в баре с какими-то мужиками и смеялась, без остановки, до хрипоты. А Грэг ждал в багажнике. Что ему еще оставалось? Ни урезонить меня, ни запретить он не мог. Ни сказать, что я вечно опаздываю.