Проза

Рассказ экскурсовода.

Приехал я в Тарту с некоей миссией, почти таинственной, уж точно — серьёзной, весьма ответственной, приехал совершенно неожиданно для себя, по необходимости, совершая довольно решительный поступок, из желания сделать доброе дело и помочь некоторым хорошим людям, а самое главное — выполняя особое поручение отца Димитрия Дудко.

Указом Веспасиана евреям было запрещено приближаться к Иерусалиму. И только один раз в году, 9 Ава им разрешалось приходить и оплакивать свою судьбу возле уцелевшей части западной стены Храма, которую Тит оставил специально для того, чтобы потомки увидели, какая неприступная твердыня была взята римлянами, а евреи – убивались о том, что они потеряли из-за своей непокорности.

Памяти Е. П. Верезубова

Мы готовились к войне. К войне настоящей. Правда, готовились к ней не по-настоящему. В уме. Там, в уме, делали «схроны» для оружия, намечали места для бункеров. Но хоть чело-век и силен умом, однако им гвоздь в стенку не вобьешь. Проще говоря, пока нет привязки на местности, нет и партизанской базы.

– Женщина, вы плачете? Вам нужна помощь?.. Может быть, вам негде переночевать? Я угадала, да? Ну, вот и хорошо: идемте ко мне. Не бойтесь: это совсем рядом – метров двести, не больше. В доме гостеприимной Анны Соломоновны Певзнер, на улице Минской, часто оказывались «бездомные» командировочные, транзитные пассажиры и вообще все, кто не находил себе временного жилья в практически лишенном гостиниц послевоенном Гомеле. Она их обычно подбирала на вокзале и приводила к себе. Многое стерлось из памяти, но тот эпизод случайной встречи двух женщин на привокзальной площади закрепился в ней навсегда, потому что именно тот день стал для меня в каком-то смысле рубежным. И связано это с появлением у нас в семье женщины, которую Анна Соломоновна привела к себе в холодный зимний вечер конца 1952 года.