Проза

Афсати, счастливой охоты дай! Дзахо

Смерть опустилась на камень, сплела белые пальцы и долго молчала. — Робкие меня боятся,— сказала она наконец.— Храбрые — презирают. Дерзкие бросают мне вызов. А те, чьих близких я излечила навеки, меня ненавидят. Иные пытаются меня отогнать, иные, с отчаянья, призывают. Но до тебя ещё никто и никогда меня не жалел!

Ради неё он был готов сражаться с социальными работниками, со свекровью, которая по-прежнему не доверяла Яне, со всем и всеми, кто встанет на её пути, но одного он победить не мог – её любви к счастливчику.

В 20 лет, во время студенческого туристического похода на лодках по рекам Алтайского края, Лёшка неожиданно заболел тяжёлой почечной болезнью. Товарищи подумали, что его сильно покусали комары, и всё время шутили по этому поводу. Правда обнаружилась уже дома.

Сюжет пьесы был примитивен, как сказка про курочку Рябу. В основе его лежал любовный треугольник. В последнем акте муж возвращался домой из командировки и находил в своём доме любовника жены.

Фасадом "Цветок" смотрел на живописные клумбы, водяной каскад. "Черными" окнами - на оживленную автобусную остановку. Гиблое, между прочим, место: наибольшее количество ДТП с летальным исходом случалось именно на ней. По этому поводу ее окрестили Бермудским треугольником.

Проза Теллера обманчиво проста – словарь проблем не представляет, но переводчик обязан средствами русского языка воспроизвести неповторимую (и изменчивую) авторскую интонацию.

Взамен отнятого света глаз, благословил Элоким Лею помнить все, что услышала. Помнить все теѓилим, которые отец, стоя у кровати, напевал во время ее болезни, в надежде, что Ашем смилостивится над глазами Леи и не лишит их света.

Утром в Братиславе пересадка в венский поезд. По мосту пересекаем границу. В вагон входят то ли военные, то ли жандармы, то ли просто полицейские – неважно. Главное – они вооружены израильскими автоматами «Узи». Это очень успокаивает.

Чем была для нас Европа? – Данте и Джотто, Микеланджело и Гёте, Флобер и Моцарт, Стендаль и Верлен, Рильке и Роден, Сезанн и Стравинский, Джеймс Джойс… имена, имена, имена, по-разному понимаемые, не всегда равноценные, часто противоречащие друг другу.

Она всегда воспринимала их дружбу как нечто совершенно естественное, и все же однажды задумалась и спросила, отчего он, взрослый джентльмен, водит дружбу не с другими взрослыми, а с маленькими девочками. Он часто отвечал на ее вопросы с улыбкой – особенно если это были неожиданные вопросы – но на этот раз не улыбнулся. “Потому что только маленькие девочки по-настоящему чисты”, – ответил он серьезно и печально. “Но ведь взрослые тоже моются”, – удивилась она, а затем прибавила, озаренная внезапной догадкой: “Или они только делают вид? Ведь у них-то никто не проверяет, чисто ли они вымыли руки и шею!”