Проза

— Мы, гражданин начальник, за базар отвечаем — порядок держим, в зоне тишина, мужики не бунтуют. А вот братва недовольна — «подогрева» не густо, шнырей не хватает, да и «петухов» молодых на такую кодлу маловато — одних старых козлов на зону берёшь. / — Ладно, — ухмыльнулся «кум». — Будут тебе молодые, а уж отпетушить — это ваша забота.

Вот жрешь эту кукурузу, а сам читаешь, какие обалденные, скажем, колбасы бывают и как их делают. Какой у каждого фарша состав — столько разных сортов мяса я себе и представить не мог! Или про икру. До сих пор помню, что бывает зернистая, паюсная и ястычная, вот! Я-то никакой и в глаза лет до двадцати не видел, а тогда во рту слюны столько, что кукуруза эта в желудок уже переваренной попадала!

Я не могу по тиви без ненависти смотреть на рожу бессмертного Джорджа Сороса — младшая дочь сделала ручкой и теперь из-за бугра, где пашет на какой-то из его бесчисленных фондов, залетает домой раз в полгода.

Сергей был беспроблемным ребенком. Даже в самом раннем младенчестве он никогда, подчеркиваю, никогда не плакал. Это ужасно удивляло, если не сказать пугало его няньку. Она ушла, когда Сергею было три месяца и три дня, сказав, что никогда не видела такого странного ребенка, и что она его боится.

В квартиру вбежал офицер и, быстро пробежав по комнатам, заглянул во все углы и проверил мои документы. В это время навстречу мне уже подымался сам Адольф Гитлер. Он посмотрел на меня доброжелательным взглядом, улыбнулся мне и сказал: «Никуда не надо уходить, теперь Вы всегда будете с нами».

— Чем намерены здесь заниматься?/ — Да послушайте, — взвился голый покойник, — откуда ж я знаю! Меня никто не встретил, не проинформировал. Понятия не имею — где я, на что имею права, какие тут правила и порядки…

Биограф Розанова (высвечивается на боковой сцене). Он имел привычку сразу, без предисловий, залезать в душу нового знакомого, «в пальто и галошах», не задумываясь ни о чем. Вот эти «пальто и галоши» действовали всегда ошеломляюще и не всегда приятно.

До армейской службы Понтий работал подрядчиком на стройке в Казани и поэтому очень гордился своим нынешним статусом прокуратора Иудеи Подмосковной. Двумя главными индикаторами такового, который приравнивался к статусу бизнесмена в науке, прокуратор Понтий считал: 1) большие очки в золотой оправе (как у престижных котов в алексее-толстовском Городе Дураков) и 2) постоянное употребление в разговоре титула collega.

Смысл разлит во всём, как в детстве, и это молчаливо-очевидным образом связано с тем, что мир тебя неизмеримо превосходит, — теперь это уже ясно, и теперь ты, в отличие от отрочества, этому уже не противишься. Ты в него скоро вернёшься, станешь его — не сознающей себя — частью. Смысл — это связь.

Но тут предстояло самое сложное. Пациентку необходимо госпитализировать. Куда? Отделение было загружено так, что, казалось, даже в туалете стояли дополнительные койки. И тут Петру Васильевичу пришла в голову идея: поместить высокопоставленную тёщу в кабинет главного врача.

Пленных расстреливали, добивали раненых. С теми, кто укрывал уцелевших, расправа была скорой. Маруся видела, как десятками свозили на Красную Горку. Поэтому, когда она обнаружила под своей кроватью конопатого парня в тельняшке, у нее от ужаса, как у падающего в бездну, схватило дыханье и зрачки расширились.

Компетентные органы, порывшись в инструкциях и в карманном «Словаре иностранных слов», объяснения не нашли, заподозрили неладное и запросили вышестоящих — в Хмельницке. Там посовещались с Киевом, убедились, что это не то, о чём они подумали, и рекомендовали не морочить начальству голову. На том и закончилось.

— Что ты знаешь?! Каких только евреев не перевидали мы в этих стенах! Страшно сказать! Но есть у них, правда, не у всех, одно очень хорошее свойство — не могут терпеть боли. Замечательное свойство!

Нет, она не будет поддаваться печали и предаваться причитаниям по утраченному времени. Она хочет жить и иметь детей, и петь им колыбельные, а не траурные молитвы. Она еще может протянуть руку и крикнуть, позвать своего мужа. Она должна сказать ему нечто очень важное…

Сашку оперировали дважды. Ему повезло. Второй раз его оперировал известный хирург уже на Большой земле. Он задышал самостоятельно, правда только одним легким. Его выхаживала сестричка — восточная красавица Гюльнар.