Проза

Но в то нелегкое утро Федор Савельич впервые в жизни посмотрел с опаской на железного Феликса, застывшего навечно посередине площади своего имени прямо перед своим же детищем. Не обернется ли меч карающий против него самого? – подумал Федор Савельич и мысленно перекрестился.

...Выходя из кабинета, Одинцов оглянулся. Толстяк, закуривая, опять отходил к окну; в просвет между плотными шторами проглянуло солнце, и на противоположной стене заколебалась тень - черный дымящий шар головы с остро торчащими рогами. Показалось, опахнуло не запахом дорогого табака, а серой...

Но «серого волка» из него не получилось. Он даже не дал ей снять ее нелепую одежду, хотя она рвалась. Ее присутствие его как-то расслабило, вселило забытые чувства жалости и нежности. Он погладил ее по мокрой от слез щеке, коснулся горячих пальцев, поцеловал куда-то в шею...

...Мне снился какой-то сказочный город, только почему-то маленький, как в книге о Гулливере, весь в иллюминации, высокие шпили костелов были почти с меня ростом, и много огней, огней, и я… я во весь свой рост танцую медленно между этих домов, старательно обходя здания, площади, переступая босыми ногами на цыпочках, чтоб ничего не нарушить в этом городе-сказке… Виль-нюс…

...Если разделить 4500 лет на 75 мы получим 60. Когда я сказал жене, что от пирамиды Хеопса нас отделят всего шестьдесят вытянутых в цепочку человеческих жизней, она удивилась и спросила: — Шестьдесят?.. Может быть, шестьсот?..

...чем ближе глубокая старость, тем ближе и воспоминания раннего детства, как будто замыкается некий круг, и мы снова подходим к началу, отделенному от нас смертью и рождением. Может быть, круг этот – то, что индийцы называют Колесом Сансары, или, проще говоря, Круговоротом Всего Сущего. А поскольку жизнь в конце зачастую становится тяжела и неприятна, мы со все большей охотой погружаемся в детство, а некоторые в него даже впадают.

...Батю твоего я от одного западного немца прижила, во время Всемирного фестиваля молодежи в 57 году. Потому и Германом назвала. А ты, значит, сын его? Вроде, сходится все… Что ж, угадал ты, внучек, знаю я тайну великую «вечного живота». Самой-то мне она ни к чему – пожила довольно, пора и честь знать. Да и умаялась за четыреста годков, покоя хочу. Вечного.

Это случилось после той ночи с Эльзой. Чего только не наговорила она мне тогда, танцуя. Что она была в Терезине… Что попала туда, как только меня депортировали в Освенцим, что любила меня… И сейчас любит. Но теперь, чтобы нам соединиться, ей не нужно идти черной ночью по черному мосту, а тогда ей было так страшно, что она заболела и впала в беспамятство.

«Батум» Булгакова много лет не сходил в Ашхабаде со сцены. Известно, что, несмотря на негласный запрет, где-нибудь в глубинке могли поставить и «Гамлета», и «Макбета». А в Норильском театре, по словам Смоктуновского, который там начинал свою карьеру, представляли «Ричарда III».

На Матросова обрушилась слава космической пропорции. Советские газеты заполнились его именем. Его портрет крупным планом засиял в «Правде» на первой полосе. Василия наградили Сталинской премией и пожаловали ему титул депутата Верховного Совета СССР. Его принял и с ним побеседовал лично товарищ Сталин. Труженики нашей необъятной страны становились на ударную вахту, следуя почину Василия Матросова.

Она умела слушать. И не только слушать, но и разговорить, оставаясь при этом в тени. Влад рассказывал о своей американской жизни и, стараясь не пялиться, разглядывал её лицо. Возраст не определить. Он вспомнил, как на встрече выпускников Димка шепнул ему: «Ты посмотри, какие тётки! А какие были девчонки! Неужели и мы …».

На Брайтоне, как в Московском ГУМе у фонтана — можно встретить кого угодно. Я там бываю не часто, но каждый раз вижу кого-то из бывших советских знаменитостей. То композитора Журбина — автора первой советской рок-оперы «Орфей и Эвридика», то певца Вадима Мулермана, то Аиду Ведищеву, то Маргариту Суворову, то Аллу Йошпе. Про Бориса Сичкина и Михаила Гулько я и не говорю.

Наполеон, император, Vive l’empereur! Его карьера похожа на поединок — один против целой Европы — он терпеть не может дуэлей метжду офицерами своей армии. Некоторые говорят, что император не головорез и питает мало уважения к традициям. Вздор! У императора нет времени думать о дуэлях. Он ведет великое сражение.

С помощью слов человек стал строить всякую ложь, обидную, гнусную, гибельную. Слова стали толкать людей к подлости и злым делам. Словами можно убить человека, даже ничем не прикасаясь к нему. Они могут направить целый народ на гибель. Крокодилы не обманывают крокодилов. У человека обман людей, изощрённая ложь бывает главным смыслом жизни.

Страшно важный и, на самом деле, мало прочувствованный и осмысленный в русской словесной традиции опыт: искусство спокойной ясности, искусство великое — причём вначале на уровне душевного устройства, а потом уж на уровне устроения слов. В нашем литературном и культурном пространстве, кажется, эта линия не возобладала. Возобладали сложность и надрыв, у чего, разумеется, было предостаточно своих причин, — и всё-таки именно спокойная ясность — тот опыт, которого не хватает остро.