Проза

«Я иду по уютной тропке, глядя на одуванчики. Старые воспоминания полувидимыми образами, тенями без лиц, набегают, окутывая меня. Угловой ярко-желтый домик низко скособочился маленькими оконышками; тонет в земле. Рябина, космы спутанные берез, крапива у заборов. Крест чертополоха раскинул свой суставчатый размах, будто распял чью-то невидимую судьбину. Чья кровь в запекшихся штырях его соцветий?.. Домики чуть ли не на наполовину просели в затравенелую улицу: как во сны земли, вросли и в мою душу. Иных миров салатным взором два кота, друзья уездной темноты, знакомо встречают меня с высоты приворотных столбов…»

Когда Макарушки нет дома, комнате скучно. Она становится рассеянной. То рыбку покормит прямо поверх стеклянного потолка аквариума. То включит старенький радиоприемник, вот уже два года не издающий ни звука. То напишет на какой-нибудь квитанции какое-нибудь немудреное стихотворение. Одним словом — сплин, если не говорить по-французски…

«Семёнов вздохнул. Ему вспомнились времена, когда в этом самом кафе можно было выпить кружечку пива и поболеть за любимую футбольную команду. Разумеется, в отдельном зале для выпивающих. И по предъявлении справки из наркологического диспансера. Но шесть лет назад приказом Великого Санитара спиртное окончательно запретили. Впрочем, футбол к тому времени всё равно уже было не посмотреть — профессиональный спорт попал под запрет и того раньше…»

«Свивает пара трясогузок однажды гнездо у нас около бани. В том месте бочка с глиной стояла, а чтобы глина лишний раз не размокала, а затем не пересыхала, теряя свои качества, ну и от всякого мусора, накрыл папа бочку асбестовым листом, а на листе поставил вверх дном две закопченные костровые кастрюли и чайник, которые давал людям, желающим сварить себе что-то на костре. И под одной перевёрнутой кастрюлей, которая лежала на асбесте не плотно, а приподнято на проволочных дужках, свили две трясогузки своё гнездо и яйца уже отложили… Вроде бы удобно: от дождя под кастрюлей гнездо укрыли. Но дождь-то на асбестовый лист льёт, хлещет, а по листу вода скатывается прямо под гнездо… А в гнезде уже четыре птенчика-желторотика… мокнут… А дожди все чаще и чаще… Мы с папой подойдем — гнездо мокрющее, птенчики в воде купаются, да ещё всё время в тени, в холоде…»

Повесть «Шимшон» является достаточно свободной и не привязанной жестко к библейскому тексту его литературной интерпретацией. Автор выражает надежду, что брошенная им в бочку с пряным питьём древности щепотка современных представлений не повредит исконному аромату напитка.

Кафка отдыхал и ему снился сон. Небо над Адриатикой золотое было в тот день. По берегу моря шли отец с матерью и сын. Молодой человек был длинноног, строен и красив красотой не обыкновенной, а праздничной. Небо отражалось в глазах синим, глаза отражались в синеве моря, смуглый закатный луч золотил лицо. Вид был отрешённым. Такие погружённые в себя лица иногда встречаются в суете праздника, привлекая внимание.

Кино-проза (из цикла «Хроники Харона»)

Сказки

Опечаленный, Тёмка уже вознамерился утешиться девицей за соседним столиком, но тут этот ветреник без тени сомнения отмаршировал к досадно замужней Пречистой и в какие-то четверть часа, напоив её Цербера вусмерть, оставил будущего писателя с носом. Он увёл Елену, не удостоив сокрушённого соискателя даже победного клича.

«…выдержан. В отношениях с коллегами ровен. Политически грамотен, систематически повышает уровень своей квалификации. Дисциплинарных взысканий не имеет. Судимостей и родственников за границей – тоже…»

Слишком много вопросов. Трудно ответить на все.

День Нептуна разочаровал. Самого подводного царя олицетворял лохматый и бородатый старик в короне, плавках и водорослях. Под звуки маршей из репродукторов, разъезжая туда-сюда вдоль увешанной флагами набережной на моторке, поддерживаемый под руки матросами дед потрясал трезубцем, похожим на большой гарпун для подводной охоты, и разбрасывал, извлекаемые из мешка ракушки и мишуру.

Вчера побывал в доме Хемингуэя в Гаване. Увидел тот самый колокол, который звонит по каждому. Убедился, что праздник всегда с нами.

Исповедь из операционной

Наш гость расположился на заднем дворе, под соснами. Он неподвижно лежал в бассейне, только косил глазом, когда мы с сыном подливали воду, стараясь заходить с нерабочего конца. Мама вынесла складное кресло и тоже уселась в хвостовой части. Вдруг, вытянув руку, она дотронулась до темно-зеленого гребня.