Проза

Наступал год девяносто первый. Все, что прежде угрожающе приближалось, теперь попросту накрыло нас. С одной стороны — ничему никто не удивлялся, а с другой — продолжалась жизнь и работа по инерции, это хотя бы успокаивало. В ту пору мы решили уехать, мгновенно получили разрешение.

Книги ― аккумуляторы, которые мы заряжаем не только тем, что пишем их, но и тем, что читаем ― и даже тем, что просто держим их у себя. Книги ― они тоже не собственность, они только гости в нашей жизни (ну примерно как люди). Мы их немножко подержим у себя, а потом отпустим.

Планы редко реализуются так, как хочется, как изначально грезится. Человечек всегда оказывается ожидаемо праздным, ленивым, склонным делать замечания. Так вот и Архилох. Он всё больше ел, валялся на постеленном ему коврике или играл в компьютерные игры. На мои замечания часто вспыхивал: «Да, ты просто расист! Ты ненавидишь древних греков!». А ещё Архилох совсем не читал. Мне казалось, странным, что литератор совершенно оставил книги. Неужели там, в Древней Греции, все только трепались?

Ангел сказал, что если я всё вынесу, я должен буду оставить потомкам послание, завет, сказал он, Новейший Завет. Он надиктовывал мне его все эти десять дней, и я запомнил каждую букву, хотя там на тысячу страниц, и никогда не смогу забыть. Папа, – лицо Глеба внезапно сморщилось, – я так не выдержу.

Не успела я решить, что ответить, как непроглядный мрак вспышкой поглотил всё вокруг и меня. Это длилось мгновение, но возможно это было нечто похожее на путешествие во времени. Постепенно мрак начал рассеиваться, как туман, и я оказалась стоящей в центре огромной комнаты. Она была просторной, потолки высокие, интерьер выполнен в пастельных тонах, что создавало уют. В комнате из мебели были только широкая кровать, аккуратно убранная, небольшой комод и зеркало. Я стояла на мягком ковре. И во всём этом уюте я чувствовала себя некомфортно, ибо казалось, что я без приглашения очутилась у кого-то дома. Я тихо подошла к окну, отодвинула тяжёлую занавесь, глянула наружу и была поражена необъятными масштабами и красотой имения, расположившегося столь гармонично на берегу моря. Где я? Неожиданно в дверь постучались и, выждав небольшую паузу, в комнату вошла пожилая женщина в белом халате.

Сказка для театра кукол по мотивам преданий народов севера

Жил-был волшебный розовый порошок зелёного цвета. Жил он в маленькой изящной пудренице пожилой феи. Когда она собиралась в гости к подругам или на бал фей, то обязательно пудрила розовым порошком носик и щёчки. И – тут же становилась юной красавицей. Подруги знали об этом и иногда просили чуточку порошка для себя. Добрая фея никогда не прятала пудреницу и никому не отказывала. Но изредка некоторые особы пытались воспользоваться порошком без её ведома. Они не знали, что если использовать порошок втайне, то вскоре он зеленеет. И тайное становится явным…

Один из пришельцев направил на Людмилу Алексеевну какой-то прибор, что-то щёлкнуло и вспыхнуло, а потом из прибора выскользнул пузырь, похожий на воздушный шарик на ниточке. Только внутри было объёмное изображение Людмилы Алексеевны с мямлей на руках. Все мямлики восторженно зацокали, а Людмилин мямля соскочил на пол, оглянулся и что-то нежно прошелестел, глядя на Людмилу влюблёнными грустными глазами.

На больших белых птиц походили и рассыпанные по берегу отели и виллы. Днём, в жару, всё замирало. А вечером, когда легче дышалось, в городе начиналась жизнь. Женщины в нежнейших, как дуновение бриза, платьях всех оттенков радуги под руку с солидными спутниками фланировали по набережной.

– Карма! – донёсся до него однажды шелест из Ботанического сада. Он переспросил, и древний могучий Дуб, не торопясь и благосклонно, вкратце изложил величественную суть – закон, по которому живёт всё мироздание. От червяка – до звёзд на небе.

В середине двора доживал свой век колодец – мраморный, пузатый, обхваченный поржавевшим железным обручем. Я никогда не видел, чтобы из него набирали воду. Ворот давно скрутили, ещё во времена моего детства, шахта была прикрыта крышкой, на которую соседки ставили горшки с цветами. Открыли колодец мы лишь раз…

Каждое утро Георгий Иванович здоровался с нимфой, в ненастную погоду стирал с неё капли дождя, вытирал ей полотенцем лицо, поглаживая рукой её каменные волосы. Через некоторое время он поймал себя на том, что мысленно разговаривает с ней.

Автобиографическая проза

Мальчик бежит, перескакивая сучья, летят чуть согнутые в локтях его руки, высоко занесена в воздух нога, он бежит, торопится вперёд и боится споткнуться, зацепиться своей длинной, узкой, непривычной к босоногости ступней и упасть.

Горело бессарабское еврейское местечко Пятранешты. «Пятра» по-румынски означает «камень». Что может быть долговечнее? Именно на камень возложена священная миссия напоминать живым об ушедших поколениях. Камень выдержит схватку с огнем. Камень выдержит, но не еврейское местечко.