Проза

Рассказы

Психологическая новелла по мотивам древнеиндийского эпоса «Махабхарата»

Каждый раз, когда я слышу слово Выборг, я вздрагиваю. Я впадаю в транс, когда проезжаю Выборг по дороге на таможню. Когда слышу в новостях о выборгском кинофестивале «Окно в Европу»… Для меня Выборг навсегда — окно в ад.

Да только отроду нет в Тельавцах метрошки — сто лет строили, всех сваями затрахали, трясинки разболачивали равнинно, приблудных кикимор с троллями в Рамле изгоняли, ямины по струнке копали, башлей-шекелюшек солидно нарыли, как водится — старатели в теле! Тела в ив кустыне, шофарфы развешанные — вива, вавилоний шифр и фарш, башенная косточка! Почём плачем?

Вы все правы, но никто не угадал. Мы собрались по двум причинам. Во-первых, мы давно не виделись, и пришло время вместе выпить и закусить. Во-вторых, и это главное, Фима Трахман, как вы знаете, недавно вернулся из поездки в Патагонию. Представляете, ребята? В Патагонию!

Настоящая латентная религиозность шевелится в нас, неверующих, не 31-го декабря, но именно первого января, в день пустоты, когда вся суета остаётся в ближайшем прошлом и моментально обнаруживает свою суетную, мишурную природу.

«Возле шалаша он действительно набрел на целую россыпь лисичек. Обрадованный неожиданной находкой, быстренько срезал грибы и сразу же, не глядя, бросал их в лукошко. Потом лисички как-то разом закончились. Вздохнув, он выпрямился и уже собирался было продолжить свой путь, как вдруг в шалаше кто-то слабо пошевелился. От неожиданности Николай мгновенно отпрянул назад и, остановившись в отдалении, застыл, не сводя настороженных глаз с шалаша. Там, внутри, кто-то был! — Кто тут?! — крикнул Николай и смолк, прислушиваясь. Словно в ответ на этот его испуганный выкрик в шалаше вновь послышалось шевеление, потом донесся чей-то тихий то ли вздох, то ли всхлип…»

«ЦАРЬ. Звал к себе. Звал. (В сторону). Принесли тебя черти! Выискался умелец! (Иванушке). Ты садись на лавочку. Жениху положено. ИВАНУШКА. (Садится). Принес весть… ЦАРЬ. (С притворной добросердечностью). И мне желается поесть. ИВАНУШКА. Она хорошая, моя весть… ЦАРЬ. Тоже люблю хорошо поесть. Давай покушаем молочного поросеночка с гречневой кашей. Потом заливной осетринки с хреном. Да велим принесть яблочного сока с изюмом. Повеселимся за столом досыта да и разойдемся. Я — сон продолжать, ты — поле пахать. Правильно?..»

«В то, что он рассказывает — не верится, чересчур складно и — всё как в старинных житиях святых или сказках. Вот, например, вернувшись домой из Семипалатинска, он уже умирал от облучения, но его спасло таинственное посещение в 196… году, на второй день после Успения Богородицы. Это — главный престольный праздник в нашем городишке. В дом пришли две женщины, по виду цыганки...»

«В то время я ничего не знал о событиях на северо-западе. Однако уже осенью мой приятель Владимир Дынник стал нервно дёргаться, когда его спрашивали об обстрелах железнодорожного вокзала, рядом с которым он жил: “Не попали! Не попали!”. На железнодорожный вокзал снаряды залетали весьма регулярно, а рынок так вообще дважды горел, и осколки там гремели по крышам что твой весенний град, и люди лежали на мостовой с разбитыми головами…»

«Опять, серый мир, отемняешь ты сердце мое? Сбивчиво, невнятно творится во мне разговор, будто бы между мной и разросшимися обстоятельствами. Я делаю усилие, чтобы сердце мое увидело и Ольгино лицо, но… угасло то веселое сияние, в каком прежде являлась мне она. Ольги будто нет… Хорошо, что она есть! — повторяю я терпеливо и грустно. Ольга! Но в ответ изнутри холод схватил, застыл притворный свет: живое, страстное, охряно-коричневое сияние. И трепет пробегает по всем моим воспоминаниям; мне становится тревожно, я вдруг догадываюсь — у нас с ней есть уже прошлое! И в прошлом Ольга недосягаема для меня, и эта недосягаемость будет все вырастать и утягивать… утягивать нашу жизнь в себя… Разве не считанные недели люблю я Ольгу?.. А наше прошлое смотрит на меня, и я уже чувствую жалостливую отрешенность от него…»

«Дашеньке к сорока, живёт одна, недавно у неё умерла мама, которая, предчувствуя близкую кончину, думала-гадала, на кого же оставит она свою кровиночку, кто же будет смотреть, как одета, как умыта, как покормлена доченька. Близких родственников не оставалось. А дальним — не до чужих детей! А Дашенька — на всю жизнь дитя. Такой уж родилась. Дурочкой — редко у кого повернётся язык назвать: тихая она и добрая…»

«Почему вдруг сейчас, а не раньше или позже я решил, что наступила вторая половина? Да просто почувствовалось это. Сам переход я прозевал, во сне всё произошло, наверное. Лег спать еще вчера, а проснулся уже сегодня. Молодость ушла, а стариком называться мне еще рано. Как раз половина! Можно не только оглянуться назад, но и с надеждой еще смотреть вперед. А что там, вдали?..»

«В славном азербайджанском городе родилась их любовь и волшебный её плод — обожаемая дочурка Надюшка. После окончания института родители Нади вернулись на свою малую родину и волею судьбы больше никогда не посещали Азербайджан. С юных лет, ещё будучи совсем маленькой девочкой, Наденька мечтала побывать в городе своего рождения, теребила родителей, упрашивала съездить туда, показать ей свои самые любимые места…»