Проза

«…Ночью Лене приснился сон: она видела огромную, лишенную лиц толпу мужчин и понимала, что где-то там, за ней, стоит Витька. Нет, она не хотела идти к нему… Потому что не любила его. И никогда не любила. Лена вышла замуж по простому расчету: Витя — хороший мужик, не зануда, неплохо зарабатывает и не бабник. А еще с Витькой было совсем не скучно… Вот и весь расчет. Потом она привыкла, что Витька постоянно рядом, родила Олечку, и жизнь как-то обустроилась. Лена так и жила с этим простым и незамысловатым счастьем…»

«Бывали такие случаи, когда наш боец шёл к колодцу с ведром и в это же время туда подходил немецкий солдат, но они старались не встречаться и возле колодца не убивать друг друга. По молчаливому согласию сначала один набирал воду, а другой ждал в стороне. Первый, сделав вид, что не видит другого, набирал воду и быстро уходил, но если это замечал немецкий офицер, то он мог застрелить своего солдата, считая, что тот в сговоре с советским партизаном и поддался “красной пропаганде”…»

Противник в виде разрухи и распада приближался к нам неумолимо. Когда такое надвигается, человеку свойственно искать что-нибудь непременно хорошее, чтобы себе внушить: «Ничего не случилось, у нас все нормально, бывало хуже». И действительно, в бухгалтерии появился компьютер, чем не скачок вперед?

И тут произошло непредвиденное — не сказать, что от выпитой шипучки — скорее просто от неожиданности — черт попутал, да и весна — куда от нее денешься. Конечно, Вася подшустрил — не без того — на добрый десяток лет да еще с хвостиком был он старше младой отроковицы и подход имел вполне отработанный.

Я начинал понимать, что влюбился в повариху. И кажется очень серьёзно. Здесь, на берегах Сыни, в ежедневном общении с Настей, чувство обострилось и с каждым днём всё более и более захлёстывало.

Если посмотреть, никто и ничто не держит его в городе. Жизнь как-то не сложилась. Ни семьи, ни родственников. Утром на работу, вечером с работы и так ежедневно, еженедельно, ежемесячно — из года в год… Одна радость в жизни, что встретился со стариками. Сюда приезжал, словно к родителям возвращался. И они по-доброму относились к нему, за сына считали и всегда поджидали, когда он приедет.

На следующее лето мать повезла его в Москву, целый год пришлось провести в научно-исследовательском институте. Он вернулся оттуда «прозрачным, каждая косточка на виду». Бабушку с ним пригласил к себе хозяин садового участка Барон. Барон — не прозвище, а фамилия. Бабушка звала его Фима.

Вторая эмиграция отличалась от первой, может, даже еще больше, чем третья — от первых двух, и все вместе они отличались от четвертой по одному формальному признаку: они-то бежали от Советов, они-то антикоммунисты. А эти наоборот. По логике вещей, четвертая эмиграция — идейный враг третьей. Но быть логичным — лучший способ попасть впросак. У них одно лицо: те барды — и эти, те «17 мгновений» — и эти, там добропорядочные матроны выглядели, как на шоссе работали — и тут.

Чем отличается верящий человек (не путать с верующим, хотя, впрочем, можно…) от неверящего. У первого истина живет внутри, у второго — обитает снаружи. Верящему ничего не нужно для его веры, она существует в нем и определяет окружающую реальность. Неверящему все время нужно сверять свои внутренние ощущения с пульсом жизни.

Мало что обладает таким освежающим, даже регенерирующим воздействием (на человека как психосоматическое целое), как периодическое острое и безнадёжное чувство собственной беспомощности.

Повесть-сказ в трёх частях

Рассказы

Рассказы

Психологическая новелла по мотивам древнеиндийского эпоса «Махабхарата»