Культура

Роман читается легко – не быстро, а легко; он получился сжатым, но не тесным: авторские отступления раздвигают рамки рассказанной истории и создают ощущение эпичности. А история сама по себе проста донельзя: ночной разговор двух случайных спутников.

Конечно, «полковник» Муромцев не мог своею властью «выдавливать» Ростроповича из Большого театра. Он был лишь «инструментом», с помощью которого это постепенно осуществлялось. Но и сам Муромцев закончил своё пребывание в театре довольно скоро – в 1972 году.

История распорядилась таким образом, что когда Шагал в 1954 году был почетным гостем в доме художников севера, который потом назвали «Дом Шагала», ему вручили символический ключ от искусства Израиля.

Сталину нравился регулярный, парадный, в струнку вытянувшийся Петербург - петербургская имперская парадность. Он любил, когда его сравнивали с Петром Первым, хотя его стиль был стилем другого царя - николаевский классицизм, только раздутый до гомерических, несусветных размеров, как советский имперский ампир.

И тут автор сталкивает два мира: живых и умерших. Только тот, для кого все кончено, может оценить счастье жить. Как хочется Эмили вернуться из-под земли к свету!

В писательской среде ходит такая шутка, очень похожая на правду: я прочёл твой роман и с удовольствием обнаружил, что он мне не понравился.

Догмы марксизма сыграли дурную роль в противостоянии двух систем: битва проходила на "западном" поле смыслов. Естественно, что Запад оказался победителем.

От языческого Рима Западу кое-что досталось – например, дороги, каковыми Европа до сих пор кичится перед Россией. По части дорог, а также некоторых других инженерных достижений Западная Европа действительно оказалась «впереди планеты всей», однако это вовсе не следствие культурной преемственности. Это – наследие колонизаторов.

Неожиданно выяснилось, что убежденные демократы приемлют все, кроме иудаизма. И не случайно. Идея избранности претит демократическому сознанию.

В Израиле она, русский прозаик, философ, чувствовала себя своей, может быть, потому, что не приспосабливалась, не притворялась, не лукавила и пространство её внутренней свободы расширялось.

Для любителей красного совсем не новость, что они умнее, богаче и успешнее тех, кто пьёт белое. Они лучше играют в теннис, а у их детей никогда не заводятся гниды. Именно поэтому этикетки на бутылках белого вина пишут большими печатными буквами, так понятней, а названия выбирают как имя девушки – Шардоне. Но и среди поклонников красного надо различать разные уровни.

Странное имя, неординарная личность. Иешурун немного не дожил до 90-летия. Редкость, не правда ли, что он в столь преклонном возрасте сумел сохранить свежесть поэтического мышления, что ему не изменяла любовь к почти хулиганской ломке слов, к сочинению неожиданных словосочетаний. Он оказался понятным молодёжи, новому поколению.

Холостяк Сведенборг учил людей тайнам семейной жизни. Руссо, отдававший всех своих детей в приюты, писал трактаты о воспитании. Сексуальный гигант Толстой воспевал радости воздержания. Не пора ли психиатрам выделить под отдельный ярлык эту болезнь: синдром теоретизирования?