Культура

А как рассказать о тяжелейших страданиях, выпавших на долю самого Бориса Рахлина? Как передать ту боль, которая на грани между жизнью и смертью, если сам её не испытал, если сам не прошёл через этот ад? Никакого воображения не хватит, любые невыстраданные слова будут фальшивыми. Он чудом выжил, говорим мы в таких случаях, и по-разному объясняем это чудо.

Я пришла к выводу, что именно слово «иудаизм» выходцы из России воспринимают особенно тяжело. Оно для них звучит таким ветхим, отжившим, почти «крамольным». До сих пор не могу забыть характерный эпизод: одна из жительниц хостеля, услышав, что ее приглашают на урок, невольно скривилась, в недоумении переспросив: «Меня, на урок иудаизма?» – и сильно «припадая» на букву «р», прокартавила: «А что я там потеряла?»

Летом 71 г. Тит вернулся победителем с Иудейской войны, унесшей жизни более миллиона человек, большинство из которых были евреями. Сам город и Иерусалимский Храм были полностью разрушены, его наиболее ценные сокровища похищены римской армией, а почти 100 тысяч человек были взяты в плен и обращены в рабство.

Идиш – это язык уличных мудрецов, умных неудачников; язык пафоса, страданий и покорности, скрашенных юмором, довольно сильной иронией и суевериями. Исаак Башевис Зингер отмечал, что это – единственный язык, на котором никогда не говорят стоящие у власти.

В зловещем декабре 1934 года, через три недели после убийства Кирова, на экраны выходят «Веселые ребята», первая кинокомедия Александрова с музыкой И. Дунаевского на слова В. Лебедева-Кумача и с женой режиссера, Любовью Орловой, в главной роли. Страна, как по мановению дирижерской палочки, подхватила марш «Легко на сердце от песни веселой» и лирическую «Сердце, тебе не хочется покоя».

Парадокс в том, что коммунистический режим, практически уничтожив дореволюционный культурный слой, тем не менее, создал на оставшемся фундаменте новый культурный слой. И сегодняшнее старшее поколение – последние его носители, представители. После них – тьма, убожество и ничтожество.

Началось все с того, что нас не встретили в аэропорту. А рейс был вечерний. Скорее всего, добрались мы до гостиницы на такси. Мороз был страшный, градусов 30. И вот, когда мы, наконец, нашли нашу гостиницу и бросились с чемоданами к дверям, оказалось, что двери эти закрыты!

Этот очерк не претендует на ознакомление с полной биографией гениального скрипача, но включает в себя некоторые довольно мало известные детали, как и впервые публикующийся на русском языке отрывок из интервью Крейслера, касающийся исполнительского процесса – связи музыки с реальной жизнью и её высшего предназначения как вида искусства.

Начиная с 1990 года или несколько ранее, Тенси стал интенсивно разрабатывать идею "мир – это текст", одну из очень популярных и базисных в постмодернистих и постструктуралсистих кругах мыслителей. Как обычно, он рассматривал ее с разных сторон и под разными углами. Но чтобы он ни делал, получалось очень ярко, иронично и глубоко.

В той мере, в какой такие сомнения можно признать небезосновательными, самоубежденность «поведенческих экономистов» начитает выглядеть самообманом. А в отношении публики – просто обманом. Они претендуют на понимание поведения других людей, не понимая того, что делают сами. Тоже ведь по-своему несчастные...

«Разговор о качестве литературных текстов невозможен без разговора об укреплении института редактуры. А применительно к нынешнему периоду впору говорить не об укреплении, а о реанимации института редактуры. В условиях отсутствия единого информационного литпространства, фактически поделенного на региональные литературные “лоскуты”, конечно, говорить придётся именно о состоянии и статусе редактора и редактуры в каждом конкретном регионе. Но, быть может, такой разговор в формате “сверки часов” имеет и свои преимущества…»

Выступая в качестве пианиста, он и внешним видом (высокий воротник и манжеты манишки), и своей игрой погружал слушателей в эпоху романтизма. Благородная сдержанность и поэзия, присущая его исполнению Шопена и Шуберта, всегда зачаровывали аудиторию. Габрилович останется в памяти как благородный артист и человек.

Арик Айнштейн был интеллектуалом, человеком Книги. Глубоко вчитывался в поэзию Рахели, Леи Гольдберг, Натана Альтермана, Бялика, и много песен сделал на их стихи. Судьба одной из самых пронзительных поэтесс Израиля, Рахели, всей душой связанной с Галилеей, с озером Кинерет, не могла оставить его равнодушным.

Стихи пришли к Ури Барашу, как приходит робкий солнечный луч в сумрачный осенний день. Они дарили его душе радость и силы противостояния. Газета «Маарив» публиковала его стихи, потом, с разрывом в 8-м лет, вышли две книги. По-видимому, он был очень строг в отборе написанного.

Нацисты систематически грабили не только занятые ими государства, вывозя всё ценное – от пшеницы и овощей на полях до произведений искусства в музеях. На территории самой Германии невиданные масштабы приобрело отчуждение имущества жертв и его распределение внутри «национальной общности».