Культура

Кулишер в своих «Очерках» подчеркивал, что «общая схема движения одна и та же для всех народов»[41]. «Существует общий закон развития для всех народов без различия, к какой бы расе[42] эти народы ни принадлежали», — так формулировал он свое кредо[43]. Это положение, впервые высказанное на страницах русской прессы Кулишером в конце 1870-х гг., встретило, по свидетельству наблюдательного современника, достаточно ожесточённые возражения со стороны адептов национальной «самобытности»[44].

Кто-то сказал, что судьба человека определяется еще до его рождения, т. е. что дальнейшее развитие и жизнь человека после его рождения, обусловленные, казалось, помимо наследственных признаков, рядом других обстоятельств (средой, этнографией, окружающей природой, встречами, общественным укладом, социальными моментами и т. п.), не всегда оправдывают сложившийся облик человека. На примере моего брата Соломона Михайловича Михоэлса (Вовси) и меня, его брата близнеца, как будто так и произошло.

Идея, что мудрецы Талмуда занимались пародиями, впервые была высказана в 1876 году австрийcко-еврейским ученым Морицом Гудеманном (Moritz Guedemann), который предположил, что истoрия Иммы Шалом из Вавилонского Талмуда пародирует христианскую Нагорную проповедь. Однако вплоть до недавниx работ Даниэла Боярина и его учеников тема пародий и юмора в раввинистическoй литературе почти не рассматривалась.

«Почему я называю готовность влюбиться физическим состоянием, а не душевным или даже духовным? Потому что где-то читал (давно!), что любовь — это прежде всего желание прикоснуться к тому, кого ты любишь. Заметьте, не поцеловать, не обнять, а только прикоснуться. На картине Микеланджело Буонарроти «Сотворение Адама» Бог протягивает Адаму руку… Я имею в виду именно такое прикосновение. А вот как оно происходит в творчестве — трудно, да и вряд ли возможно объяснить…»

Таким образом, если до приезда в Берлин я считал себя математиком-теоретиком и немножко свысока относился к практическим задачам, то в Берлине я познакомился с другой стороной математики - с её прикладной стороной. И, собственно, был покорён ею. Так под влиянием Горенфло я научился применять математику для моделирования конкретных задач естествознания.

Вот общее правило: при столкновении двух языков при прочих равных условиях побеждает более краткий и более простой. Французский побеждает итальянский и немецкий, английский одерживает победу над другими. Короче, следует только сказать, что чем язык проще, тем легче его выучить и тем быстрее он может с пользой употребляться.

Мне не довелось ознакомиться с подробными доводами членов комиссии по премиям, забраковавших кандидатуру Кима. Вполне возможно, что они вообще брезгуют тем, что пишут и напевают под гитару всякие "барды". Не зря у очень многих язык не поворачивался назвать Владимира Высоцкого при его жизни поэтом. Но ничего не попишешь – теперь уже даже самые замшелые ретрограды признают, что Высоцкий был лучшим русским поэтом 20 века. До него далеко и Есенину, и Маяковскому, не говоря уже о Рождественском, Евтушенко, Вознесенском и разных там прочих шведах.

Я не утверждаю, что мне известна

«Мудрая культурная политика партии» частенько проявлялась в формах, казавшихся нелепыми даже мне, непростительно долго верившему в истинность марксисткой доктрины. Так и стоят перед глазами мизансцены, будто заимствованные из театра абсурда. В 1948 году нам, студентам Ленинградской консерватории, перестали выдавать в библиотеке ноты (а в кабинете звукозаписи – плёнки) сочинений Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна, Мясковского и других классиков советской музыки, осужденных в Постановлении Политбюро ЦК КПСС об опере «Великая дружба» В. Мурадели.

В то время это было настоящим чудом! Людей продолжали гнать с работы, и устроиться куда-либо не было никакой возможности. Отец много раз ходил в Комитет по делам искусств в разные отделы с просьбой о работе. В отделе музыкальных театров была вакансия дирижёра в театре оперетты в Сталинграде, но узнав фамилию отца, там сказали, что вакансия уже занята. Так было и в других местах – всё было хорошо до выяснения его фамилии…

Мне действительно казалось, что я происхожу из одного из двенадцати колен израилевых – желательно, чтобы это была ветвь Вооза и его праправнука Давида. Я не сомневался, что в моих жилах течёт не только славянская, а множество самых разных кровей – еврейская, галльская, римская, греческая. Иначе откуда у меня, простого русского юноши, неистребимая тяга к самым разным, порою взаимоисключающим древним и новым культурам? Я их чувствовал с такой силой притяжения, что завидовал моим соплеменникам: почему я не могу примириться с их простой и свободной единственностью ?

Как и многие другие писатели и художники, не по доброй воле она покинула Германию, на самом деле, она была изгнана, вынуждена была бежать от фашистов в 1933 году. Всего за год до этого Эльза Ласкер-Шюлер была в зените славы, став лауреатом почетной литературной премии имени Г. Клейста, как все рухнуло в одночасье. На присуждение элитарной премии нацистская газета «Фолькишер беобахтер» писала: «Еврейские стихи Эльзы Ласкер-Шюлер не служат нашим интересам, мы – немцы...» Кто не покинул Германию, погиб. И философы, и поэты, и композиторы. Но разве она не предрекала этот крах? Разве не она писала, что «планета озверела»?

Это, в свою очередь, сумело сделать польское подполье: сопроводительная касиба Йозефа Циранкевича и Станислава Клодзинского в Краков, к Терезе Ласоцкой-Эстрайхер, от 4 сентября 1944 года достаточно точно датирует событие: «Срочно. Отправьте эти две металлические катушки с пленками (2,5 и 3,5 дюйма) как можно скорей. Возможно получить отпечатки. Мы шлем фотографии из Биркенау – люди, которых газировали. На фотографии костер из тел, сжигаемых снаружи. Тела сжигают снаружи тогда, когда крематории не справляются со сжиганием необходимого количества. На переднем плане тела, приготовленные для того, чтобы быть брошенными в костер. Другая фотография показывает одно из мест в лесу, где людям приказывают раздеться якобы для того, чтобы идти в баню, а на самом деле в газовую камеру. Отправьте катушки как можно скорей…»[20]