Перевод

Баба Тахир был предшественником Омара Хайяма как поэт и как философ. Замечательный переводчик Герман Плисецкий искусно акцентировал переклички между четверостишиями (рубаийат) Омара Хайяма, библейской Книгой Кохелета (Экклезиаст) и учением Сократа, демонстрируя их общечеловеческую, универсальную близость.

Сменяет юность лишь забот петля,/ И праздник мой — всего лишь куча бед,/ Мой урожай — лишь сорняков поля,/ Заслуги — лишь желание побед./ Весь день не вижу света из окна./ Пока живу, но жизнь завершена.

Бог творит порядок, человек создает хаос. Такова весть первых глав книги Бытия. Каждый элемент творения имеет свое надлежащее место. Слово авера на иврите, как и его английский эквивалент «transgression» или русское «грехопадение», означает пересечение границы, вхождение в запрещенную область, нарушение раздела между различными сферами пространства и времени.

В список включены песни, бывшие в своё время популярными благодаря глубокому содержанию текста, красивой мелодии или впечатляющему исполнению, а иногда, в особо благоприятных случаях, благодаря сочетанию этих факторов. Конечно, не может быть и речи о полноте такого списка, тем более что на выборе сказываются и вкусы переводчика.

Я никак не могу понять обычая американцев давать названия улицам и городам в честь людей, которых их предки поубивали. Представьте себе Германию, которая бы воспользовалась этим обычаем. Берлин был бы назван Авраамом, а Гамбург — Сарой.

Деревня снова жила в ритме коров. Утром мы бежали в крааль Рукореры смотреть, как они пробуждались и как их доили. О, радость снова вдыхать запах дыма, которым отгоняли мух. Женщины просили немного драгоценной тёплой коровьей мочи, обеззараживающего средства, которого не достать в Ньямата, — его сразу же давали детям.

Ночной клуб в Тихуане забит до отказа/ тела наши движутся, тесно соприкасаясь,/ пока оркестр исполняет танго/ В воздухе витает дым сигарет

In the early 1950s, we lived in a communal apartment on Spiridonovka Street in central Moscow. Back then, it was called Alexey Tolstoy Street (no, not after the author of "The Silver Prince" but after the one who wrote "Peter the First" and "The Road to Calvary"). We had two rooms...

...В книге Цейтлина такой язык найден. Два человека, два еврейских писателя, то есть люди, разделяющие общие проблемы, общие потери, общие социальные ограничения, даже общие профессии, ищут ответ на вопрос «Почему?» Один из них, младший, наполняется мудростью и терпимостью старшего. Наш читатель, в меру своей сосредоточенности, следит за их беседами. Читатель понимает, что разговор о темах, которые они обсуждают, не имеет конца, но одаряет наслаждением от самой беседы.

в объятиях усталости уснуть/ но сон прийти боится/ тревога мечется в бессонной суете/ и не находит места

О Менделе, Шолом-Алейхеме и Бялике в Одессе говорили, что если бы они не были писателями, то наверняка стали бы актёрами. Люди не уставали пересказывать забавные истории о том, как Шолом-Алейхем изображал Менделе, подражая его кашлю и походке; как старый Менделе превращался в молодого человека и изображал Шолом-Алейхема до мельчайших подробностей. Бялик тоже не отставал от них в подражании и копировании.

Это стихотворение было написано Фогелем в Вене в 1919 году и представляет собой пугающее пророчество о Второй мировой войне за двадцать лет до её начала, о Холокосте и его собственной судьбе. Оно, на самом деле, завершает книгу «Пред тёмными вратами».

В переводах с английского Алёны Щербаковой

Так уж случилось, что талантливый поэт, переводчик долгие годы выполнял чиновничьи функции в Управлении культуры Мосгорисполкома. К такой работе он относился с неизменной иронией, со временем все более переходящей в отвращение.

Так как генеральный директор фирмы считал себя незаменимым и его подчиненные держались того же мнения, решено было смотреть на робота как на самого что ни на есть нормального служащего, одарённого не более и не менее других.