Перевод

Елена подошла к большому комоду и выдвинула один ящик. Она достала из него какой-то весьма официально выглядевший документ и дала мне его в руки. «Это – последняя воля и завещание отца Сало, - сказала она. – Он был одним из самых богатых людей в Чехословакии. Он оставил нам все деньги – поэтому-то мы постоянно ездили в Прагу. Я подозревала, что вы будете чувствовать себя обманутым, но я также знала, что бессмысленно доказывать нашу невиновность. Вам необходимо было приехать самому и узнать правду. Только представьте ваши подозрения, если бы я дала вам телеграмму с просьбой не беспокоиться, потому что Сало слишком болен, чтобы встретиться с вами".

Свободен! Свободен! Свободен! Автомобили катили мимо, лаская слух восхитительным шорохом. Прохожие шли с добрыми приветливыми лицами. Витрины магазинов были залиты ликующим светом. Над крышами домов в бешеной пляске зажигались и гасли зелёные, красные, синие буквы реклам. А дождь праздничными хрустальными нитями заткал фонари с их стёклами цвета топлёного масла. Жану Дюпону казалось, что весь мир разделяет его радость.

Откуда же знать вам, что ужас у вас в изголовье, что чёрным пророчеством он ваши сны отравляет? Ведь сон забываете вы, потому что с рассветом звонят колокольни. Я чёрные дни вам пророчу из наших низин, где мы Огненный Столп ожидаем, из наших обугленных душ и мольбы о спасенье!

Кто не читает “надписи на стене” – получает заслуженную расплату позже. За 20 дней до начала Синайской кампании (операция “Кадеш”), 10 октября 1956 года, парашютисты совершили “акцию возмездия” против полицейского участка в Калькилии. Батальону Моты была поручена главная задача – захватить и взорвать здание полиции. В этой операции в опасном положении оказался спецназ парашютистов под командованием Йеhуды Решефа, которому было поручено блокирование дороги Калькилия – Азун, по которой могло подойти иорданское подкрепление. По словам Шарона, он приказал Моте выслать отряд для спасения спецназа. Мота отказался и Арик был вынужден послать туда группу бойцов “Гивати” с заместителем Арика Ицхаком Хофи во главе. Но эта группа была в другом месте и вынуждена была долго идти в обход.

анонами, держится прежде всего на рифме – часто неожиданной, парадоксальной, экзотической, сложной, составной, фокуснической, скоморошной. Такой же фокуснической, “престидижитаторной” оказывается и каждое стихотворение Нэша – вот он, кажется, совсем уже запутал читателя в каких-то немыслимых отклонениях, ответвлениях, побочных разъяснениях, вы устали вертеть головой, следуя за логикой его мысли, и вдруг – бац! – жестом фокусника автор вынимает рифму прямо у вас изо рта или вкладывает вам в ухо - “что и требовалось доказать”. Впрочем, Огден Нэш писал и предельно короткие, эпиграмматические стихи из двух-четырёх строк.

“Дорогой мой сыночек, ты видишь, до чего довела тебя гордыня, стремление показать, что ты сильней других. Послушай совета твоей матери, которая единственная тебя любит и которая, когда тебя не было со мной, страдала сильней, чем святая Мария, когда её сына распяли: оставь твою гордыню. В этой жизни лучше потерпеть обиду, чем обидеть самому… не знаешь разве: взявший меч от меча и погибнет? Даже если на твоей стороне правда, гордыня сделает тебя виноватым. Христа распяли, и он простил своим врагам, а ты хочешь быть умнее Его?” И так далее. Что я мог сказать? Что она неправа, что несправедливость совершена по отношению ко мне, что в том, что со мной случилось, целиком виноват негодяй Гульельмо, что на самом деле на каторгу должен был отправиться не я, а тот, другой. Чем говорить всё это, я предпочёл встать и выйти из кухни.

Я присоединился к двум ассоциациям учеников еврейских средних школ. В обеих этих организациях я был чрезвычайно активен. Первая была VJSG (Verein Judischer Staedtische Gymnasiaten – Ассоциация Еврейских Учеников Гимназий). Членами VJSG были еврейские ученики средних школ Риги. Раз в неделю проходили собрания. Я познакомился с другими молодыми людьми, которых волновали те же проблемы, что и меня. Каждый участник должен был сделать доклад. Обычно потом происходило обсуждение проблем, затронутых в докладе. В конце первого года в VJSG я был приглашен в совет организации.

В переводах Андрея Коваля с санскрита

Фаза экономики, которую ещё примерно десять лет назад можно было назвать современной, описывается в терминах трёх фактов и их следствий. Первый, быстрый рост нашей копилки статистических и иных материалов; второй, успехи статистических методов, находящихся в нашем распоряжении. Развиваясь в основном вне нашей области и без ссылок на наши потребности, они были счастливой случайностью, очень схожей с подвернувшейся машиной, подвозящей странника, бредущего по пыльной дороге. Третий, появление теоретического средства, намного превосходящего прежнее. Ни по одному из этих пунктов мы, по правде сказать, не были и никогда не будем удовлетворены. Мне думается, что настоящий прорыв ещё впереди, и нынешние достижения требуют скорее извинения, а не поздравления. И всё же было бы не только неблагодарным, но просто ошибочным отрицать значимость достигнутого или возможности, которые начинают маячить в будущем.

В переводах Темура Варки в таджикского-фарси

Мама ненавидела пристяжные ремни говорила: закон — враг Мама возглавляла родительский комитет Мама могла бы стать адвокатом но в Израиле у нее не было даже велосипеда.

– Да, стена... – пробормотал эскулап мечтательно. – По-моему, этот сюжет – и с готовым заглавием! – представляет интерес для вашего рождественского рассказа. Ведь подчас и вот так входит она в судьбу людей – эта пора, окутанная тайной.