Перевод

Он всматривался в горсточку земли, которая все больше напоминала ему золу, и вдруг понял, что воды Потопа разделили надвое его душу и та часть, которая была повязана с прежним миром и с прежней жизнью, навсегда осталась там: земля не отпустила ее, приняла в свои недра, как трясина из его сна.

Оглушительно ревут моторы пяти Дакот – / В зеркально искрящемся воздухе в десяти тысячах футов / Над горами и реками Македонии. / Далеко внизу / Почти неразличимый в тесном ущелье, / Медленно тащится вниз по течению реки Вардар состав с полевыми пушками...

Эмиграция началась бурно и неожиданно. Мы поселились в районе пригорода Филадельфии и сразу же были вовлечены в жизнь американской провинции. У нас тогда не было никаких средств связи между собой, не выходили газеты, не было книжного магазина...

Кто сел играть, тот убил любовь в своем сердце и отрекся от Бога. И уже не ждет от него милости, ибо счастье его краденое, построенное на чужой нужде. Я это знаю, потому что я сам три дня и три ночи подряд не выпускал карт из рук, впиваясь в них безумными глазами. И если не плутовал, то только потому, что со всех сторон за мной следили зоркие глаза.

12 картин вместе выглядели как дополнение друг к другу, и были вполне на своем месте. Но отдельно взятая картина меня поразила, показавшись «потерянной», «неполной», «повисшей в пространстве», каковой она и была на самом деле. Тогда я понял все то, чему учил нас Сезанн — только самостоятельная картина является законченной, определенной, самодостаточной и достаточной в том, что она представляет.

Жюри не могли определиться кому отдать первое место и решили это методом жребия. Они бросили в шапку бумажки с нашими именами и так вытащили победителя. Им оказалась скрипачка. Виолончелист Джимми Аркатов впоследствии стал концертмейстером группы виолончелей, я тоже стал неплохим пианистом, ну а победительница-скрипачка канула в лету — я не уверен, что из неё вышло что-то путное. А меня долго преследовало чувство недоверия.

В Библии, когда Бог открывал себя Аврааму, Иакову и Моисею, Он начинал просто с обращения к ним по имени. Их ответом, одновременно наиболее первичным и самым глубоким, — было простое хинени: «Здесь я!».

В вечер концерта, когда я дошёл до трели и стал уменьшать силу звука, я стал смотреть на Орманди, который неотрывно глядел вперёд, как будто он забыл обо мне. Я продолжил играть трель. Мои руки напряглись, а мои пальцы были уже готовы отвалиться, когда, наконец, дирижёр глянул на меня с лёгкой улыбкой и показал вступление флейтам.

И тут произошло неожиданное. Вместо народного гнева, Гитлера встретили бурные овации подавляющего большинства населения. Как написал историк Джордж Беркли, столь резкий поворот в настроении людей, которые вчера поддерживали Шушнига и клялись в верности Австрии, а сегодня приветствовали гитлеровские войска, как «немецких братьев», не может быть объяснен выходом из подполья нескольких десятков тысяч нацистов.

Арсений Александрович (Тарковский) считал, что троечника надо перевести так, чтобы было понятно, что это троечник, и за это ставить переводчику пятёрку. Каким бы ни был оригинал, раз его обрекли на перевод, эту работу должны выполнять профессионалы. Конечно, не улучшая! Переводчик, который, подмигивая, говорит, что оригинал так себе, а он сделал из него конфетку, плохой переводчик.

Все его выступления никогда не были выражением его самого. Все они были направлены на выражение композитора. Это была эра, когда процветал культ исполнителя. Шнабель же упорно стоял на том, что исполнитель должен служить исполняемому произведению. Он чувствовал отвращение ко всякого рода эффектам развлекательности.

и над гитарами ярились majos/ а фашистские сволочи расстреливали толпы/ а танцовщицы в шелковых туфлях/ — на каблуке высоком ―/ внизу ― на мостовой ― топтали мое сердце

Родители были в замешательстве. Они предполагали, и правильно, что их дети не хотят заикаться, потому что заикание создавало для них проблемы, смущало их, мешало их взаимоотношениям с другими детьми. Все это было так. Однако Лена объясняла родителям, что заикание стало частью видения детьми самих себя, и потерю его они воспримут как телесное увечье. Изменение, даже к лучшему, болезненно.

Ответил ему (Элияhу): «у Сатана в Йом hа-киппурим нет разрешения “обвинять” (ле-астоней). Из чего (мы это учим)? Объяснил Рами бар Хама: hа-сатан (השטן) по гиматрии — это три сотни и шестьдесят и четыре. (В течение) трёх сотен и шестидесяти и четырёх дней у него есть разрешение “обвинять”, (но) в Йом hа-киппурим нет у него разрешения “обвинять”!»

Я с удивлением обнаружил, что, при всём несходстве двух языков, текст на иврите после некоторых ухищрений обычно удаётся превратить в эквиритмический русский текст, сохраняющий смысл и образы. Важнейшую роль в этом играет удивительная гибкость, пластичность родного мне русского языка.