Рассказ

Когда я работал директором сельской школы, меня часто вызывали в район. Вызвали однажды на совещание, а была уже поздняя осень. Ну, думаю, съезжу на своей машине ещё раз и тогда поставлю её на зимнюю консервацию: колёса сниму, в цилиндры залью масла.

Рядом с домом река - кисельные берега. Никаких счётчиков воды, плановых летних отключений водоснабжения, криков папы: «да сколько можно в ванне сидеть?» Беги, на ходу выпрыгивай из штанов, сбрасывай шлепанцы, ныряй в тёплую реку! Плыви вдоль берега вместе с мальками, пока ты и сам человеческий малёк.

На заре нулевых, когда перед приунывшими после дефолта россиянами была поставлена амбициозная задача - догнать Португалию, я работал в одной из городских типографий. Располагались мы на первом этаже бывшего проектного института, который «прихватизировало» начальство и теперь сдавало в аренду новым нэпманам.

Я искренне не понимала, мальчик шутит или настолько беспредельна его вера в любой вздор, который выдаёт ему семья, или он попросту глуп? Да нет, я не впервые с ним беседую по душам, уж в этом бы я разобралась.

Если гардеробщик радовался деду по-земному, как брату, то на банщиков наше появление производило примерно такое же впечатление, как явление Христа Савлу на пути в Дамаск. Жизнь их обретала смысл, и сонный покой сменялся лихорадочно-кипучей деятельностью.

Настоящий учёный не может писать, тщательно не изучив описываемого. Где же можно что-либо узнать о каком-то лейтенанте? Разумеется, в архиве Советской армии, в Подольске. Ха! Только у наивных людей могут быть такие представления. Дело в том, что полковник профессор Свердлов не имел свободного доступа в этот архив. Военная и государственная тайна. Но недаром профессор Свердлов был к тому же ещё полковником. А полковник знал, как обходят препятствия.

Она позвонила по объявлению, наняла частного детектива и, уплатив за двадцать четыре часа почти тысячу долларов, снабдила его фотографией мужа. Это было дорого для неё, но выхода не было: она хотела узнать, куда и к кому ушёл её супруг.

Нина самостоятельно изучала китайский язык. Ни брат, ни даже мама не поддерживали ее в этом начинании. Конечно, мама не была против — просто не слишком верила в успех. Но все-таки спросила Нину, почему та выбрала именно китайский.

Изменилась — и это за какую-то неделю! — и его манера говорить с сослуживцами. Неясно даже, неужели он не понимал, что возвышение его мало того что вполне незначительное — в конце концов, каждый может отыскать значительность даже там, где ее другие и не видят — но ведь оно еще и кратковременно и преходяще, в чем никакого сомнения быть не может.

Он уже не шел, он крался, приближаясь к своей цели. Его цель — граница. С кем сейчас граничила Польша, он не знал. Это было для него не важно. Главное — любой ценой уйти от немцев.

Второе воспоминание — английское. Мне было тогда семь-восемь, с мамой и сестрой мы отдыхали летом у родственников на Чёрном море. Сестра — студентка ИНЯЗа. Будущий педагог за 20 дней научила меня английскому так, что знаний хватило лениться на уроках несколько лет, когда предмет начали учить в школе.

Однажды она убедила нас, что совершенно необходимо «такой вкусный русский суп» подать к столу в годовщину нашей с Лёвой свадьбы, для чего не поленилась принести десятилитровую кастрюлю из дома. В результате, когда гости начали расходиться, я услышала, как мама негромко сказала: «А Сюзанке я завтра голову борщом вымою». Мы забыли его подать!

— Ох ты, едрить твою в корень, сбёг ведь жидок-то, сбёг. Вот беда! У людей шило бреет, а у нас и бритва не берёт. Вот уж и командир орет как бык холощеный. Смотри, прям аж сизый весь. И мне в морду маузером тычет. Жидовский прихвостень — кричит.

То, что Валентина спала с Вождём, было семейным делом Истоминых. От Ивана требовалось только одно: притворяться, что он этого не знает и не понимает. Для этого он посвящал Сталина в свои собственные любовные тайны. Ему нужно было казаться идиотом.