Рассказ

Но в апреле 1990-го его убили в его собственной квартире на Нежинской. Убили, чтобы ограбить. В дверь их коммунальной квартиры позвонили люди в медицинских халатах, открывшей дверь соседке сказали, что приехали на вызов к Федорковым. Самого Ивана Михайловича закатали в ковёр, и он задохнулся.

Рассказчица сгибается в очередном приступе, а под магнолиевыми деревьями раскатывается волна гомерического хохота. Хохочут беззубые уборщики, толстые щекастые тетки, молоденькая рассказчица, и я, и серьезный Бобби. Трясутся животы, блестят белки, скачут локти и плечи, прыгают тележки, швабры и метлы, и как туалетный рулон, катится, закручивается, пучится при лунном свете смех.

Леонид затолкал обеих птиц в мешок. Валерий заставил его ползком вернуться, а сам остался ловить третьего. Но что-то долго его не было. Первых двух добыли минут за пятнадцать, а теперь прошло уж около получаса. Леонид ползком в тревоге отправился назад. Приблизившись к месту охоты-кражи-воровства, он увидел, как Валерий, стоя на коленях, трахает пойманного и пока ещё живого гуся под хвост, засунув его голову в сапог.

Вы когда-нибудь видели большую группу законченных материалистов 17-летнего возраста, готовых обратиться немедленно — не важно в какую веру, и не важно, что эти веры даже по-разному смотрят друг на друга??? Я это наблюдал на первой лекции все годы преподавания. Скажу больше: 25— и 35-летние готовы были это совершить прямо в аудитории.

Ярость моя мгновенно выгорела, в глубине души я знал, чем кончится наша любовь. Гулёна, всегда косила на двор. Не ожидал, что с Никитой, а так эта дилемма встала в полный рост сразу после женитьбы. Жить с ней и, одновременно, с вечной опасностью заиметь на темени развесистый куст в виде рогов. Либо-либо.

Оказалось, начинается всё в небесном мире среди облаков, но не таких, какие видны людям с земли или из самолёта. Те облака скользкие, энергетические. Днём и ночью ангелы летают на специальную планету, где обитают души, и призывают их. Они приходят по десять-пятнадцать одновременно, и с ними ангел спускается на землю к мамам. Но только к тем, которые готовы их принять. Ангел предупреждает души не отлучаться, потому что в атмосфере обитают грязные, злые духи.

Они строили крепость, и Соня на четвереньках, выгибая спинку и совершенно не стесняясь, принимала такие позы, что все органы, включая гланды и аппендикс, выделяли адреналин и тестостерон. «Это называется эстетика. И ведь она это делает не специально. Она живёт так, потому что иначе она жить не может».

И тут я споткнулась. Чёртова посылка для сорок седьмого номера, упала на спину, у меня перехватило дыхание, бутылка покатилась по полу, один стакан вдребезги, другой — неизвестно где, и это падение, казалось, что-то высвободило в нём. Он тут же навалился на меня, распахнул халат, стал рыться в передке своих джинсов, придавив меня своим весом, вдавливая лопатки в пол.

«— Ни облачка, — сказал он многозначительно. Он имел в виду, что ничто не помешает нам увидеть-таки солнечное затмение, о котором трубили в новостях и которое, если верить прогнозам, должно было состояться в одиннадцать сорок семь. Я посмотрел на часы — двадцать минут двенадцатого…»

«Когда восточный ветер поднял шторм и закрыл доступ к воде, мы стали гулять по старой Феодосии. Упражняясь в латеральном мышлении, на ходу сочиняли и тут же рассказывали друг другу по очереди роман с интригующим названием “Опаленные солнцем”, придумывали рифмы к строкам известных поэтов, дурачились, притворяясь отцом и дочерью… Накопленный за лето стресс постепенно отпускал, ощущение ужасно тяжелого года уносило волнами прибоя, и я вновь почувствовал вкус к жизни...»

«Не знаю, кто, как и когда мог вложить в посылку вместе с часами этот предмет, не понимаю, почему в тот момент, когда мы его увидели, никто не испугался — наверное, потому, что он выглядел, как старый знакомый, как пришелец из детских снов или фантазий, которыми тешатся многие маленькие мальчики и девочки, когда долго не хотят спать или когда им не с кем гулять на улице. Мы просто нажали на кнопку и направили вышедший лучик на стену…»

«Он сидел, удобно устроившись в кресле, прямо напротив меня. Таким я его видела уже много раз за свою жизнь. Знакомое с детства лицо, знакомый голос, знакомые движения. Но всё-таки в сознании, как назойливая муха, крутилась предательская мысль: “это не он”…»

«Я вспомнил, как на той неделе она говорила в таком же духе о том, что в колхозах умирают овцы… Здоровая молодая матка, суягная — и вдруг начинает крутиться на месте и падает. В голове у нее заводится червяк величиной с куриное яйцо. Кто-то говорит, что это от какого-то вируса. Откуда эта болезнь нашла? Неизвестно. “Все отравлено, наверно, диверсия”, — говорила она…»

«Оставшийся в небе Ми-24-й, заломив невиданный маневр, зашел на точку пуска ракеты и, перепахав твердую землю шквальным огнем до состояния мелкой взвеси, завис над упавшим собратом, посылая в эфир экстренный запрос о помощи. Не бросаем своих... Нет, не бросаем! Всех вытащим! Буду висеть рядом с братом, пока топливо в баках не закончится. С аэродрома сразу же сорвалась еще пара Ми-24-х, загруженных боекомплектом под завязку. Следом заспешил пузатый транспортер Ми-8 со спасательной командой и группой прикрытия. Не бросим, парни, держитесь! Всех вытащим… даже мертвых…»

«Теперь она жила как бы заново, жируя в раздольной, полной сусликов и полёвок степи и копя в себе запас густого, прозрачного яда, похожего на свежий липовый мёд, что выкачивают в начале лета со своих пасек прилежные пчеловоды. С осторожным шипением змея вползла на грудь человека и замерла, вглядываясь ему в лицо остервенелыми зауженными зрачками. Но Серёга дышал глубоко и размеренно, и под это беззаботное укачивание гадюка согрелась, разнежилась и сонно свернулась в клубок…»