Рассказ

Новелла

К ночи приехали на огромную базу в центре Синая. Наш полк был приписан к ударной армии, которая должна была начать контрнаступление в ближайшие часы. Дорога вымотала всех и, ребята заснули в автобусе под лязг гусениц, тяжкий гул низколетящих самолетов и рев танковых двигателей.

В деревне тихо. Стоит теплая южная ночь. Часовой подошел к дереву, прислонился к нему спиной и задумчиво посмотрел вверх на его густые развесистые ветки. Вдруг, что-то постучало справа от него. Он резко повернулся вправо, чтобы посмотреть, что там за стук, и в это время резкий удар слева сбил его с ног.

Школа обнесена бетонными барьерами. Дети выходят из машин и бегут к воротам. Два охранника, один с автоматом, другой с немецкой овчаркой. Дети суют собаке в пасть конфеты. Собака дружелюбно машет хвостом, аккуратно берёт конфеты и виновато смотрит на хозяина.

Вывод первый: умеренное невежество куда как полезнее для рода людского, нежели пагубная пытливость в откапывании так называемой «истины». К чему копаться-то? Мы же не кроты, но человеки. Потому бойтесь мудрствующих. А пуще всего – философов. Ведь сказал Пророк: «О вы, которые уверовали! Берегитесь многих мыслей». Не забывайте и справедливые поношения Тертуллиана Карфагенского в адрес все тех же философов, «отвратительных животных, торгующих ложной мудростью», и диалектики, «матери ересей, изобретения жалкого Аристотеля».

И вечер наш под сенью орлиных крыльев начался и ими же оттенился. Погода, как было замечено еще классиками сатирического жанра, благоприятствовала любви. Обе новоявленные наши подруги уже ожидали под крыльями популярной птицы лицом к привокзальному ресторану. Завидев нас, изобразили такую радость, словно мы не виделись с ветхозапамятных времен, и, подхватив под руки, устремились к ресторанным дверям...

Но в то нелегкое утро Федор Савельич впервые в жизни посмотрел с опаской на железного Феликса, застывшего навечно посередине площади своего имени прямо перед своим же детищем. Не обернется ли меч карающий против него самого? – подумал Федор Савельич и мысленно перекрестился.

...Выходя из кабинета, Одинцов оглянулся. Толстяк, закуривая, опять отходил к окну; в просвет между плотными шторами проглянуло солнце, и на противоположной стене заколебалась тень - черный дымящий шар головы с остро торчащими рогами. Показалось, опахнуло не запахом дорогого табака, а серой...

Но «серого волка» из него не получилось. Он даже не дал ей снять ее нелепую одежду, хотя она рвалась. Ее присутствие его как-то расслабило, вселило забытые чувства жалости и нежности. Он погладил ее по мокрой от слез щеке, коснулся горячих пальцев, поцеловал куда-то в шею...

...Мне снился какой-то сказочный город, только почему-то маленький, как в книге о Гулливере, весь в иллюминации, высокие шпили костелов были почти с меня ростом, и много огней, огней, и я… я во весь свой рост танцую медленно между этих домов, старательно обходя здания, площади, переступая босыми ногами на цыпочках, чтоб ничего не нарушить в этом городе-сказке… Виль-нюс…

...Если разделить 4500 лет на 75 мы получим 60. Когда я сказал жене, что от пирамиды Хеопса нас отделят всего шестьдесят вытянутых в цепочку человеческих жизней, она удивилась и спросила: — Шестьдесят?.. Может быть, шестьсот?..

...чем ближе глубокая старость, тем ближе и воспоминания раннего детства, как будто замыкается некий круг, и мы снова подходим к началу, отделенному от нас смертью и рождением. Может быть, круг этот – то, что индийцы называют Колесом Сансары, или, проще говоря, Круговоротом Всего Сущего. А поскольку жизнь в конце зачастую становится тяжела и неприятна, мы со все большей охотой погружаемся в детство, а некоторые в него даже впадают.

...Батю твоего я от одного западного немца прижила, во время Всемирного фестиваля молодежи в 57 году. Потому и Германом назвала. А ты, значит, сын его? Вроде, сходится все… Что ж, угадал ты, внучек, знаю я тайну великую «вечного живота». Самой-то мне она ни к чему – пожила довольно, пора и честь знать. Да и умаялась за четыреста годков, покоя хочу. Вечного.

Это случилось после той ночи с Эльзой. Чего только не наговорила она мне тогда, танцуя. Что она была в Терезине… Что попала туда, как только меня депортировали в Освенцим, что любила меня… И сейчас любит. Но теперь, чтобы нам соединиться, ей не нужно идти черной ночью по черному мосту, а тогда ей было так страшно, что она заболела и впала в беспамятство.

«Батум» Булгакова много лет не сходил в Ашхабаде со сцены. Известно, что, несмотря на негласный запрет, где-нибудь в глубинке могли поставить и «Гамлета», и «Макбета». А в Норильском театре, по словам Смоктуновского, который там начинал свою карьеру, представляли «Ричарда III».