Рассказ

Как все были воодушевлены, как связывали — и справедливо! — надежды избавиться от Версаля с Адольфом. И остановиться бы где-нибудь в 36 году… Сказать бы мне вовремя этого лендлера: Адольф, ты свое дело сделал, доделаешь и уйди.

Бараны дурно пахнут, им самим, впрочем, это по душе, бараны умеют общаться, и оттого мудры поголовно, блеяние, по их разумению, высшая форма речи, они уверены, что все вокруг исключительно бараны, иного не дано, в этом убеждении и пребывают, ибо никому до них нет дела, разве что стригалям.

Когда он вернулся из туалета, Катька уже раскинулась поперёк гостиничной кровати, щупальцами разметав длинные конечности и мягкие светлые волосы. Он не попытался её сдвинуть. Постоял, посмотрел, бесшумно ступая по мягкому ковру, сложил сумку, оделся. Собрал по карманам и вытащил из бумажника всю наличность — получилась толстая пачка — положил на тумбочку и, стараясь не скрипнуть тяжёлой дверью, вышел.

Я пригласил ее в свою мастерскую. И, к моему удивлению, она согласилась. Хотя я солгал — никакой мастерской на самом деле у меня не было, а пригласил я ее к себе домой, по совместительству — в мастерскую.

В моих снах я всё еще ищу её. Я сажусь в трамвай на Среднем проспекте и сначала трамвай полон. Потом я остаюсь одна в дребезжащем ледяном вагоне, и мои пальцы примерзают к железным заиндевелым перилам. Я приезжаю в огромный, насквозь промёрзший дом без дверей и бьюсь всем телом о его окоченевшие стены, грызу зубами кирпичи и рою руками чёрную ледяную землю.

Косматый говорящий зверь сидел вразвалку и медвежьими глазами смотрел на его шею. Большой ленивый тигр с маленькой мордочкой домашней кошки. На изгибах звериного тела бархатно рассыпались по шерсти свежие чёрные полоски.

Отрывки из повестей

Мне два с половиной года. Я бегу с подушкой в руках вдоль какой-то изгороди. За мной осталась тьма катакомб, в которых мы прожили время бомбёжек Одессы. Куда я бегу? Дома нет.

"Но в этом сочетании Коктебель – страна коньяков, главное место отведено, конечно, стране. Страна – место, где странствуют от коньячной фермы до страусовых ферм и дальше за Золотую Балку. Не всё же время таскаться в змеральдовый парадиз, в котором Адам аукается со своими моделями? Не все же вечера проводить под кипарисом, медитируя на живописные пятна палитры мастера, застывшие на треснувшем, оконном стекле?"