Мнение

Однажды в состоянии подпития Куприн послал царю Николаю II письмо с просьбой предоставить крымской Балаклаве, в которой он замечательно провел лето, статус вольного города.

Набоков считал русское слово «пошлость» непереводимым на другие языки; получается, что Саша Чёрный – самый непереводимый русский поэт. Там, где Ахматова чуточку лукавила, говоря о нужном ей чистеньком соре, Саша Чёрный никаким дерьмом не брезговал...

В нынешнем обществе, уже не понимающем разницы между чувствами людей и чувствами животных, между умом человеческим и умом машинным, только смех ещё сохраняет дистанцию между человеком и нет, между живым и мёртвым. Закончим смеяться, и всё – утонем в энтропии, как в поганом болоте!

Вдохновенный певец на скениуме довел до конца арию из «Антигоны» («Много на свете сил, но сильней человека нет»), блаженно жмурясь, как сытый кот, выслушал вопли и рукоплескания своих фанатов, раскланялся и снова ударил по струнам, затянув на этот раз популярные и всеми любимые куплеты «На гибель Трои».

К 60-летию создания СМОГа

Цивилизованная Европа никак не разгадает русскую душу: «Как забуду?» — спрашивает себя героиня и бросается спасать что-то настоящее, вопреки гордости. «Улыбнулся спокойно и жутко / И сказал мне: „Не стой на ветру“».

Антисемитизм иррационален, И потому не подвержен доводам разума.

...Кто-то в разговоре со мной назвал Елену Краснощекову доброй волшебницей. Элегантная дама творила добро, вроде бы, не задумываясь об этом.

...Потом хлынула к нам в 80-е годы йога, натуропаты какие-то, которые пили стаканами теплое растительное масло – «лечились», организм «чистили», как они считали; затем астрологи, включая Глобу. Он пару лет читал на нашей кухне лекции – вся интеллектуальная Москва собиралась к нам на этого Глобу.

Кольцо это было найдено в 1706 году при раскопках античного города Геркуланум, побратима Помпеи, уничтоженных извержением Везувия в 79-ом году новой эры. По легенде, оно было на пальце одного из скелетов – навечно обнявшихся мужчины и женщины. Вообще, история этого перстня потрясает воображение.

Поэтические эксперименты Лившица за версту шибали беспримесным и едким лабораторным духом. Великолепный мастер стиха, Лившиц, пытаясь писать по футуристической моде, проигрывал даже самым бездарным из бурлюковской шайки.

Языческие таинства, буддистские практики, откровения средневековых мистиков, парящая тяжесть христианской традиции, — вот, как мне кажется, истинные корни музы Алейникова.

Сам Леонардо предлагает внимательно рассматривать запачканные пятнами стены, камни из разных смесей, пепел от огня, облака, грязь, словом, все самые ничтожные и странные природные предметы и явления, не попадающие на холст. Но в них можно увидеть подобие различных пейзажей, битвы, движения странных фигур, выражения лиц – словом, все, что угодно.

О книге Вадима Муратханова «Путешествие»

О книге Татьяны Окоменюк «Заочница»