Мнение

«Прекрасное это, мне кажется, — живое, то есть трогающее душу. Оно может выражаться как угодно. Трогательное может быть прекрасным тоже. Для того, чтобы человек ощутил не низменность своего существования, а полет его, не всегда нужны канонические знания столетней давности…»

«Русскому человеку мало понимания того, что, мол, доброта или красота спасут мир, он — ищет Бога. Возможно, мне снова что-то кажется, но этот поиск я вижу и в Чехове, хотя он, казалось бы, отстраняется от веры, ссылаясь на то, что такая глыба, как Лев Николаевич Толстой, запутался в понимании Христа. Может быть, наше богоискательство, с одной стороны, слишком широко, чтобы увидеть его в полном объеме, как в Чехове или — слишком наивно — как в Толстом? Но одно я знаю точно, оно — очень жадно… И жадно только в нас, русских…»

«Математика — это то, что русские преподают китайцам в американских университетах…»

«Поляк надел шубу, валенки с галошами, и мы пошли с ним через поле. Он показал мне большой сарай, овин, и сказал, что здесь наша часть у них берёт солому, а отсюда до части — четыре километра. Я поблагодарил его и пошёл дальше, а сам почему-то всё время оглядывался назад, чувствуя душой что-то нехорошее. Вдруг я увидел, как он протянул в мою сторону руку, в сумерках блеснул огонёк, и над моей головой провизжала пуля. Я упал в снег и только тогда услышал выстрел. Быстро схватил автомат и навёл на поляка, а он стоял и смотрел, очевидно, думая, что попал в меня. Потом он двинулся в мою сторону. Я нажал на спусковой крючок и пустил по нему очередь. Поляк взмахнул руками и упал. Я немного подождал, а потом поднялся. Тот больше не стрелял, лежал без движения…»

«Слабо представляю нынешнюю школьную программу. Я бы не изымал никого. Здоровой голове всё на пользу. Но пожелал бы прекратить практику отбивания охоты к чтению: резко сократить количество сочинений, меньше изучать, что там говорили Белинский или Добролюбов по поводу писателей. Я вот почти всегда не согласен был с критиками ни в чем. Надо учить людей не повторять чужие мнения, а свои формировать…»

«Если вы спрашиваете про темы, которые я ищу в творчестве и хочу осветить, или, лучше сказать, для себя решить и выяснить, в чём смысл жизни, как нужно жить, какой характер или образ достойный и т.д., то для меня — это природа, люди, земля, — всё, что окружает. Конечно, деревня с её природной аутентичностью, город с подпорченными цивилизацией характерами, отцы и дети, жизнь и смерть, и детская литература, где практически нет ничего порочного…»

При всей умеренности тона, которым Томас Манн говорит о евреях, нет никаких сомнений в том, что он во время работы в журнале «Двадцатый век» полностью разделял антиеврейские взгляды старшего брата. Мнение известного исследователя творчества автора «Будденброков» Генриха Детеринга (Heinrich Detering) о том, что отношение юного Томаса к евреям уже тогда было двойственным, как говорят психологи, амбивалентным, основывается на недоразумении.

В 1917 году Шаляпин на петербургской сцене, вслед за гимном «Ха-Тиква» исполнил сочинение Энгеля «Лежит дитя в колыбели». В 1920–21-м мы видим Энгеля в подмосковной Малаховке. Лучшие деятели еврейской культуры прибыли туда не на фестиваль, не на присуждение каких-либо премий или званий, а ради еврейских сирот, детей беженцев, собранных в Малаховском доме-колонии.

Часто возникали по каким-то вопросам споры, в которых Леонид Иванович выступал более или менее на равных с остальными. При этом можно было с ним спорить и, случалось, отстаивать свою правоту. Но в чём не было равных с Леонидом Ивановичем — это в умении увидеть новые постановки задач, которые должны и могут быть решены. Именно поэтому у Леонида Ивановича так много учеников.

Искусство физика во многом сводится к верному выбору иерархического уровня, на котором следует решать задачу, умению отобрать главное и пренебречь второстепенным. В жизни мы тоже принуждены к выбору, выбору смыслов, но умение отбирать важное, жизненная мудрость, знание меры всех вещей, искусство жить требуют совсем иных навыков.

Есть, конечно, трагедийность в том, что женщина-ученый, отдавшая свой талант, большую часть своей жизни и свою любовь украинской истории, была убита бандитами, носившими форму воинов армии независимой Украины.

В общем, ему было понятно, что, во-первых, армия оторвалась от своих тылов, обтрепалась и износилась, во-вторых, что дисциплина у них шатается, и в-третьих — что солдаты Великой Армии полные болваны, использующие хорошие деньги на раскур и растопку.

Хотя евреи составляли едва 8% населения Вены, их культурное влияние было непропорционально высоким. В различных сферах уверенно доминировали такие фигуры, как Густав Малер, Зигмунд Фрейд, Мартин Бубер, Людвиг Виттгенштейн, Артур Шницлер. Возможно, само их существование разогревало костёр антисемитских страстей будущего фюрера. Впоследствии он называл Вену Новым Вавилоном.

Такое впечатление, что написано это все о ком-то другом, но никак не о Гилельсе. Попробуйте найти что-либо подобное в статьях и книгах об Ойстрахе, Ростроповиче, Рихтере! Чтобы любая похвала, любое упоминание выдающихся качеств почти непременно сопровождалось «но…».

Развитие (если в СССР было развитие!) и размещение промышленности в СССР решало внешние по отношению к экономике задачи, причем был явный антагонизм между военными и идеологическими группами. Так, в конце СССР деятели ВПК были за насыщение населения персональными компьютерами — а идеологи против.