Мнение

Понятие «выхода из себя» принадлежало к важнейшим концепциям русского искусства того времени, в первую очередь — символизма. «Преодоление границ» — сокровенный импульс творчества таких харизматических художников-визионеров, как Александр Блок, Андрей Белый, Константин Бальмонт, Михаил Врубель, — это прежде всего способность осуществить переход в сферы, лежащие по ту сторону «нормального»

Вы пишете, что филадельфийцы сыграли в Москве умопомрачительно «Море». Не знаю, в каком смысле этого слова Вы подразумеваете. В Киеве они сыграли «Море» в плохом смысле умопомрачительно — все было очень грузно и однообразно. А вот оркестр Французского Радио, их «Море» до сих пор не выходит у меня из памяти, конечно, с превосходной стороны.

Идеи Ницше исходили из исключения существования Бога. Они высказывались им в сложной и порой поэтической, даже двусмысленной форме, позволяющей с помощью искусной интерпретации истолковывать их в подходящей для нацистов форме.

На сельскохозяйственные работы меня начали вывозить ещё как ученика средней школы, и принесло это мне и родным нивам немало неприятностей, о чём быть может расскажу, е. б. ж. Но, если в школе и университете я считал прополку и уборку урожая нудным делом, отвлекающим меня от более интересных и важных занятий, то, будучи посланным на поля от Института физики, я несколько изменил интерпретацию событий.

Легенда: в день голосования академики решили сыграть в тотализатор — сколько человек пройдет из 20 назначенных Пленумом Президиума АН кандидатов. Сахаров молча подошел, послушал, понял, о чем речь, и сделал ставку, назвав число 8. Сахаров оказался точен.

Памятники ему стоят в Стамбуле, Санкт-Петербурге, башкирском райцентре Сибае. В Уфе нет. Против этого очень резко выступает местная организация КПРФ, именуя его басмачом и гитлеровцем. Проводит митинги… Надо еще добавить, что как только имя Валидова появляется в Сети, то тут же на форуме начинается склока вокруг него — кто за, кто против.

Но однажды ночью в «Англетере» случилась облава. Чекисты искали людей, говорящих по-английски, по-немецки и по-французски. Я, как никто, подходил под этот запрос. Сказать, что я не знаю ни один из этих языков, я не мог. Ибо на каких языках я говорил бы, если не на этих? По-русски я уже начинал понимать и выговаривал такие слова, как «обыск», «контра», «буржуй», «кокнуть», «сучара» и некоторые другие.

Дошло до того, что 10 тысяч обнаженных людей прошли в 1924 г. колонной под стенами Кремля. Распространились новые виды семьи: втроем, вчетвером или даже коммунами по 10–12 человек. Сексуальные эксперименты захватили и педагогику: в санаториях для школьников и пионерских лагерях тоже практиковался культ обнаженного тела.

Бывает ещё и такое преинтересное состояние: ну вот лень тебе работать, не хочется, — но не работать не можешь: тебя выталкивает в работу (в выполнение чего-то, предположительно, обязательного, сколько ни заверяй себя, что мир без этого не рухнет) как в навязчивое состояние; только она — на время, пока длится — успокаивает твой внутренний зуд и создаёт сладкую иллюзию, что «всё в порядке».

Я должен учиться; у меня до сих пор есть эта возможность, поэтому могу не прерывать учебу. Моя решимость учиться превратилась в вызов настоящему времени, которое ненавидит знания, любит работать, выполнять рабский труд. И если на каждые 100 детей в гетто 10 ребят моего возраста могут учиться, я должен быть среди счастливчиков, должен воспользоваться этим. Учеба стала для меня еще более ценной, чем прежде.

Среди женских надгробий привлекает к себе внимание скульптура необычной формы с надписями на иврите: «Женщина видная Батшева Кац, дочь р. Цви. Убита бандитами в с. Киянке 5 Элула 5679 г.» и на русском: «Милейшая и незабвенная мать и бабушка, убита 31 августа 1919 г. в д. Киянке. Мир праху твоему». Сын погибшей Ихил Кац, которому чудом удалось избежать горькой участи матери и бежать в Польшу, раскрыл через два года представителю «Джойнта» в Варшаве обстоятельства погрома.

Подняв на должную высоту текстильную промышленность Белостока, Давид‑Авраам Кемпнер вместе со своей женой Шейной Малкой занялся другим, не менее прибыльным семейным бизнесом — обеспечением продовольствием частей русской армии, дислоцированных на территории Польши… Бизнес не мешал Давиду-Аврааму заниматься изучением Торы и её распространением.

Оставались, в основном, семьи смешанных браков. К этой категории относилась и наша семья, так как отец был по национальности русским, а мать — еврейкой. После долгих размышлений и колебаний мама решила остаться. Те, кто остался в нашем дворе, надеялись на то, что слухи о зверствах немцев над еврейским населением подлежат сомнению. Не могут же немцы стрелять в стариков, женщин и детей.

В одну из таких страшных ночей пришли и к нам. Это были люди в военной форме, в фуражках с голубыми околышами. Вежливые люди, ну просто очень вежливые. Они предъявили ордер на обыск, долго что-то искали, простукивали мебель, стены, действуя исключительно вежливо. Ничего не найдя, они ушли, уведя отца с собой.

Огибалов меня вызвал в свой кабинет, где кто-то из парткома ещё сидел. И вот он мне объясняет: «Смотрите, у вас в команде три этих самых! ТРИ! Как это понимать — никакая для них пропорция не соблюдена!» А у меня уже виза на всех оформлена… И я сказал: «Ну и что? Что страшного?» Он даже опешил. В общем, на следующий год меня уже не пустили формировать команду. Даже Колмогоров ничего не мог сделать!