Мнение

Удивительное дело: благодаря сотням музыковедческих статей было совершенно точно известно, что голоса у Утёсова нет… Есть ли голос, нет ли голоса, — главное, видимо, совсем не в этом. Главное: во всех утёсовских песнях ощутима душа, сердце. Именно его душа, именно его сердце. Вот почему, наверное, песни Утёсова другим исполнителям не давались, не получалось их «осовременить»…

В течение долгого времени появлялись и упорно появляются сплетни о том, что инженер, изобретатель и пионер космических исследований Ю.В. Кондратюк (1897– 1942), настоящее имя которого Александр Игнатьевич Шаргей, не погиб, защищая Родину, а перешел на сторону врага и “работал над ракетами у Вернера фон Брауна”.

С экономических позиций инфляция не должна влиять на уровень зарплаты, ибо зарплата ориентируется на производительность труда, а не на жизненный уровень работников. Жизненный уровень следует считать социальным феноменом, который следует за экономическими (производственными) отношениями, но не определяет их.

В дополнении к интенсивной исполнительской деятельности и невероятно широкому кругу общения, ещё многочисленные иностранные языки, включая специально изученный идиш. И ещё музыкальное и литературное сочинительство, разнообразные благотворительные акции, выступления и интервью. Всё это в постоянном внимании и заботе о семье, сплочённой взаимной любовью.

Для описания своей картины мира И.Е. явно требовался новый язык — и он начал его создавать много лет назад. Психологизация и «остраствление» истории требовали новых терминов. Появились такое категории как дальнозоркие и близорукие; люди, занятые вещами и занятые идеями; высоковольтные — низковольтные; три главные человеческие «жажды»: самоутверждения, сплочения, бессмертия.

Вальтер неоднократно обращался к проблеме еврейской катастрофы при нацистском режиме. Он чувствовал буквально личную ответственность за произошедшую трагедию и хотел хотя бы как-то возместить ущерб не только еврейскому народу, но и немецкой науке и культуре.

Леонид Губанов родился в июле сорок шестого года. Коренастый, ладно сбитый, подвижный, он казался живым воплощением клокочущей в нём энергии. Когда Губанов волновался или читал стихи, с лица его спадала обычная несколько тяжеловатая статичность, как будто он срывал разом маску.

Шекспир писал всегда набело, чему все поражались, и готовые рукописи тут же отдавал в театр. Потому у него и не было архива с черновиками. И пьесы его тогда не считались гениальными, так, развлечения на потребу. Это через сотню лет их оценили по достоинству. А при его жизни и писать о нём не стоило, ведь театральных критиков тогда не было.

Лондон не просто огромен по горизонтали, он огромен сквозь время. История поработала здесь на славу. Скорее, это даже не один город, а два — Вестминстер и Лондонский Сити — плюс более или менее бесконечное число инкорпорированных городков, районов, округов, административных единиц, церковных приходов и географических достопримечательностей, покрывающих карту странными и манящими названиями.

Для любого уважающего себя автора сквозная тема творчества — это выяснение, что такое хорошо и что такое плохо. К каждому первоисточнику, над которым работал — мифу, роману, пьесе — я относился как к испытанию на вдохновение, на смекалку, упорство, на талант, если хотите. Любой из них для меня это своего рода «приглашение на казнь». Смогу? осилю? — выживу.

Как ни удивительно, в Риме нет воображавшихся о нём всю мою жизнь «классичности» (монументальной правильности, царства образцов, линейки для измерения ВСЕГО, а заодно и тяжеловесности) и строгости. Он эклектичен и (гармонично)-беспорядочен, — и это оказывает странно-освобождающее действие.

Нужно собраться с духом и признать, что исследовать живущего автора — недобросовестно. Мы на самом деле не знаем, кто́ этот поэт или художник до дня его смерти, а иногда и десятилетия спустя; мы не знаем его настоящего места. Нельзя писать историю текущего века. Знание, на которое можно положиться, добывается усилиями поколений.

СЛОВО-крест написано на картине Плавинского и повторено 48 раз и больше, несчётно. Оно множится, разбегается и теряется в глубине пространства. Свет отделился от Тьмы. Родилось СЛОВО и стало умножаться по геометрическим законам симметрии, расти как кристалл, распространяться, шириться и разворачиваться во фразу, бесконечно повторенную, и звучать многоголосием на весь Космос.

...Какой-нибудь въедливый читатель справедливо упрекнёт меня: пишешь, мол, о Северной столице, и так много про туалеты! Верно, что-то неладно у автора с этим вопросом. Но и Валентина Матвиенко, люди не дадут соврать, как-то не без иронии заметила: “Мало, мало у нас в Питере туалетов. Пора уж ставить мемориальные доски: “Здесь был туалет”.— А нынче здесь китайский ресторанчик, – добавил бы автор. Поддержал бы меня и великий Пикассо...

...Тогда Лимонов эффектно выхватил из кармана припасённый нож – возможно, согласно детской присказке «вышел ёжик из тумана, вынул ножик из кармана: буду резать, буду бить – с кем ты хочешь подружить?» – прицелился, размахнулся, по-разбойничьи, лихо, – и с маху всадил одним ударом всё сразу разрешающее острое лезвие прямо в живот Елениной кошке.