Мнение

То, что ложь – это правда, доказать нельзя, но ложью можно посеять сомнения в правде. Утверждениями о «втором претенденте на авторство» Вы, уважаемый Игорь Николаевич, поддерживаете эти сомнения, которые совсем не безобидны. Пятнадцать лет назад из-за таких сомнений было выброшено имя Иона Дегена из сборника, к которому Вы, Игорь Николаевич, «имели отношение». Теперь в академических журналах появляются статьи Ваших коллег-профессоров, в которых автором «Валенок» называют только Коренева, не упоминая даже Иона Дегена.

По существу, хотел того И. Сухих или нет, это покушение на убийство стихотворения — тем более, что статья прозвучала с трибуны «Нового мира». К счастью, покушение не удавшееся — я попытался показать предвзятость текста и несостоятельность аргументации, но провоцирующее новые попытки.

В 90-е годы государство поставило науку на грань выживания. Институт Ландау был известен во всем мире, и, как только открылись границы, за учеными началась настоящая охота. Из 80 научных сотрудников в штате Института уехало около 50 человек, причем около 30 стали профессорами, имеют свои лаборатории в лучших западных университетах.

Входя в мир Акселя, мы входили в легенду, потому что Аксель творил легенды и истории абсолютно из всего — и из повседневных событий, и из прошлого, из своей собственной жизни и жизни своего окружения. Как правило истории эти абсолютно цельны и литературно безупречны, детали их законченно прекрасны. По сей день их хочется повторять и рассказывать, потому что «всё так и было», да просто не могло быть по-другому.

Должен признать, что в своём нелестном отзыве о “Едоках картофеля” Раппард был прав. С академической точки зрения это и в самом деле небрежная работа. Но разве смог бы сам Раппард так пронзительно изобразить беспросветность существования бедных крестьян? Как художник он сейчас почти забыт. Его имя сохранилось в истории лишь благодаря переписке с Ван Гогом и ссоры с ним из-за его первого шедевра.

Основной результат работы не является ни математической теоремой, ни чисто лингвистическим наблюдением. Он состоит в обнаружении довольно скрытого, но тесного структурного параллелизма между фрагментами двух языков: «человеческого» языка обыденной жизни и языка ньютоновой механики в его крайне схематизированном и топологизированном варианте.

В так наз. «плакатных» (нормативных) ценах на труд, которые действовали на горных заводах Урала и при строительстве Петербурга в первой половине ХVIII века, оплата зимнего дня работника (с лошадью и без) неизменно устанавливалась на более низком уровне, чем летнего дня. Это противоречило «человеческому» (социальному) фактору, но отвечало производственному фактору: за летний день работник успевал сделать больше, чем за зимний день.

Самиздат — самореклама, тогда, в глухие времена. В этом преуспел, например, Эдик Лимонов. Перепечатку своих шести машинописных сборников он поставил на поток. Не справляясь сам, нанимал машинисток. Сборники появлялись кипами. Стоили они по пять рублей штука. Можно было покупать по отдельности, можно — оптом. Цена оптовая даже не подразумевалась, всё шло как штучный товар. Шесть сборников, весьма тощих из себя, — тридцать рублей.

А потом вышла на сцену, и, как всегда, — гром оваций, море цветов… Особенно потрясло всех, когда она — на эстрадном концерте! — исполнила (начала без музыкального сопровождения, a cappella, пианист вступил позже) «Аве Марию» Шуберта. Ошеломленные люди поняли: Анна Герман может в с ё!

Я вдруг ощутил острый приступ счастья. Вот это жизнь, вот это расследование! Это вам не то, что сидеть часами на дереве с биноклем и телевиком, подкарауливая какую-нибудь слабую на передок Жоржетту. Захватывающе интересно хоть краем глаза заглянуть в давно канувшую в небытие эпоху чужой страны, прикоснуться к судьбам когда-то живших неординарных людей.

Самым активным, самым главным участником событий был Валтр Комарек, а не Вацлав Гавел и никто другой из диссидентов, протестантов или эмигрантов, ставших столь известными чуть позднее, в ходе развития революции или в послереволюционное время. Надо понять, что до ноябрьских событий они могли быть известны только в своей среде, широкие массы их просто не знали. И никогда бы за ними не пошли.

Жанру оперетты, быть может, как никакому другому мешают идеологические требования. Масса хорошей музыки пропала из-за того, что ее создатели камуфлировали свои сюжеты политической суетой, патриотическим пафосом или, скажем, борьбой за мир, коей заняты их герои. В репертуаре держатся только те, которые с политической тематикой никак не связаны.

Время карантина, при всех уязвимых и уязвляющих своих сторонах, имело одно несомненное преимущество: оно было связным, цельным. До тех пор — многие-многие годы подряд — время дробилось на куски, раздираемое (слишком) многими разными пространствами. В те же три месяца (для нас — с середины марта) оно все собиралось в одном месте, и все помещаемые в него занятия чувствовали свое глубокое родство друг с другом.

О книге Виктора Кирюшина «Ангелы тревоги и надежды»

О книге Дмитрия Гвоздецкого «Фосгеновое облако»