Интервью

Известно: от сумы, от тюрьмы и от психиатрической больницы – не зарекайся. И Израиль не исключение. Пока что никто не знает рецепта волшебной пилюли здоровья. И никакие кульбиты и прочие "кувырколлегии" не помогают. Один - да, таки страдает от "выносящих мосх" новостей, другой же наоборот – находит в них источник жизни и энергии.

Поездки по стране, в основном, на Украину и Прибалтику. Знакомства с евреями, жаждущими уехать в Израиль. Ну, и веселились, конечно. Так, Драбкин мог подойти к какому-нибудь по виду зачуханному еврею и спросить: «Ты еврей?» В ответ испуганное: «Да... А что?» Давид спрашивал: «В Израиль хочешь уехать?» У того глаза на лоб вылезали. Я спрашивала Драбкина: «Зачем ты пугаешь бедного еврея?» А он: «Я не пугаю. Я его навсегда заражаю сионизмом! Он никогда не забудет эту сцену!»

Редколлегия «Литературного меридиана» посчитала правильным перепечатать интервью с известным прозаиком и литературным критиком Лидией Сычевой, опубликованное в газете «Саровская пустынь».

"Разговор в "Разговоре": Интервью с поэтом Виктором Верстаковым

Несмотря на все превратности злополучной судьбы, она смогла в конце жизни избавиться от самого тяжкого греха – уныния, оставаясь до последнего часа человеком с ясным умом и открытым сердцем. Она сумела внести весомый вклад в развитие искусства перевода, оставить заметный след в литературном процессе. Честь ей и хвала!

Интервью Ивана Спицына с Глебом Нагорным: "...У меня не было и до сих пор нет желания становиться писателем в общепринятом смысле. Это скорее хобби, не более того. В конце концов, кто-то после работы ходит в спортзал, кто-то увлекается литрболом, кто-то прожигает время в соцсетях, собирая комменты и лайки, ну а я иногда пишу".

Нацизм как раз следствие недостаточности образования, его поверхностности. Нацизм, по Умберто Эко, есть прежде всего архаика и эклектика, то есть классические свойства полуобразованного слоя. Техническая революция позволяет именно думать, не отвлекаясь на монотонное самообеспечение.

Трудно назвать еще один научный центр, который сыграл бы такую же значительную роль в становлении современной физики и математики, как Гёттинген. Именно здесь в первой трети двадцатого века зарождались новые дисциплины, здесь создавалась квантовая механика, сюда стремились ученые со всего мира, чтобы обменяться идеями с коллегами. В том, что Гёттингенский университет стал признанным мировым центром физико-математических исследований, огромная заслуга человека, о котором пойдет речь в этих заметках.

Интервью с писателем, радио и тележурналистом Иваном Толстым

Мы встретились с философом Алексеем Лапшиным в московском парке, чтобы поговорить о красоте. Весна выдалась взбалмошной, температура то и дело скакала через ноль, поэтому было очень грязно. Но договоренность есть договоренность. Я надела высокие сапоги, одежду, которую не жалко было запачкать, и отправилась на встречу.

Когда мы закончили «Блокадную книгу» и готовили её к изданию в журнале «Новый мир», получили 65 цензурных замечаний по рукописи. После всех предварительных вычерков редактора в «Новом мире» ни один из ленинградских журналов не смог бы вообще напечатать эту книгу. Хотели поговорить с цензором, доказать, объяснить. Но никто не дал адреса цензора. Даже фамилию не сказали. Все скрывалось, действовало анонимное существо, некая неземная инстанция. И невозможно эти цензурные изъятия восстановить. Все рассеялось, исчезло. Урон, нанесённый цензорами огромен и представить это невозможно...

За долгие годы жизни на чужбине никогда не думала, что стану литератором и даже членом Союза писателей России. Толчком послужила встреча с родиной. И первый жанр, который пришлось освоить, – эпистолярный. В конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века мой Супруг Тихон Николаевич, внук Императора Александра Третьего и родной племянник святого Царя Николая Второго, находился в активной переписке с молодыми русскими патриотами. Мне довелось помогать Тихону Николаевичу составлять эти Послания и Обращения, распечатывать их на машинке и носить на почту. Как ни парадоксально звучит, с нашей стороны данное эпистолярное творчество было абсолютно «чистым искусством» по помыслам. Нами двигали не жажда славы, корысть или чувственные эстетические наслаждения, а единственно – любовь к России.

Свою книгу Кардаш назвал "Черновой" вариант". То, что было проделано с евреями, доказывал он, стало экспериментальной проверкой, "черновиком" массовых забоев людей.

Его «вхождение в литературу» началось со сказок Пушкина. Не потому ли он вёл меня по Перми в этот скверик на Сибирской, где замер бронзовый поэт в окружении своих сказочных персонажей? Правда, материализованные в бронзе сказки заметно мутировали под напором времени. Где меч у витязя «Руслана и Людмилы»? Где посох у царя, голова и шея лебедя в «Сказке о царе Салтане»? Где бесёнок из сказки «О попе и о работнике его Балде»? Спилены!