Повесть

Перед окном квартиры большого города стоит человек. За окном он видит окна таких же квартир, видит спешащих куда-то людей, машины… Но человек ничего этого не видит. Он видит село, село своего детства… Село Печёрка, дымящее в небо печными трубами где-то среди возвышенностей Салаирского кряжа, примечательно было тем, что в нем было сразу три государственных учреждения: детдом, дурдом и курятник. Были, конечно, ещё и сельсовет, и школа, и совхозная контора, и почта, и магазин… Но все эти учреждения к вечеру пустели, жизнь в них прекращалась, и постоянная жизнь была только в этих трёх вышеназванных учреждениях.

Сызмальства Островский виделся мне разбойником: заячий тулуп на голое тело. А борода рыжая, а глаза — рысьи огоньки в степи. А еще говорят: голубые. Таким он запечатлен на иконе перовского письма, размноженной в сотнях тысяч экземпляров. Это потом заячий тулупчик превратился в домашний халат, отороченный беличьей шкуркой, а голая грудь оказывается тканью телесного цвета.

Ксюша сама распахнула его амуницию и свой халат, прислонилась к столу и прижала Женьку к себе… Он засуетился, никак не мог найти, как войти в нее… Теоретически все было известно, а по рассказам старших ребят-фронтовиков с курса — так и в самых интимных подробностях…

Ромка Казик был сыном полка. Настоящим. У него было две медали. Настоящих. И удостоверения на его имя. Они хранились у директора, и когда ребята просили, он брал на время, и они, благоговейно подержав их в руках, возвращали хозяину. Иногда его просили надеть их, и он привычно цеплял медали на рубашку. Это было здорово!

Чтобы у меня не возникло искушение вернуться в евреи, я, работая на военном заводе в городе Энгельсе, решил вступить в КПСС и получить 2 форму допуска по секретности. Оба эти обстоятельства делали меня абсолютно невыездным из СССР и навечно закрывали возможность отъезда в Израиль.

А из кузова между тем вывели и подняли на помост второго. Этот был невысокого роста, полноватый, в летнем белом, но грязном костюме, в очках. На полицейского совсем не похож. Он сам поспешно, спотыкаясь, залез на помост и на табурет. А когда на него накинули петлю, он растерянно посмотрел на всех и развел маленькими ручками. И потом, пока читали приговор, тоже все разводил руками, словно извинялся — мол, так получилось.

Таким образом, весь конец Четвертичного периода, заканчивающего собой нашу Геохронологическую шкалу, — эпоха Голоцен, начавшаяся 11,7 тыс. лет тому назад и нынешняя, только что начавшаяся по её предложению в 1950 году — эпоха Антропоцен, являются уже седьмым днём. Днём, не отмеченным Творцом никакими делами, ибо он объявил его днём отдыха, и сам от Земли удалился.

Судьба-злодейка забросила моего героя в школу пропагандистов РОА... моего героя, расспросив детально, узнав о его знании трёх языков, направили в офицерскую школу вооруженных сил Комитета Освобождения Народов России (КОНР). Школа находилась в Баварии, под Ульмом, в Мюнзингене. Школой руководил генерал Меандров, бывший офицер советской армии, ближайший сподвижник Власова...

Повернув голову во время проигрыша, я увидел озлобленное лицо барабанщика – вместо собственной песни я шпарил «Green Day». Серёга беззвучно матерился и показывал мне средний палец. Но ему ничего не оставалось, как вступить в середине куплета драйвовой сбивкой. Народ заверещал...

Пока ждали дежурного с мисками, Женька приглядывался к новенькому. Он был покрупнее Женьки, длиннорукий, не худой, а такой… жилистый. На скулах жестко перекатывались желваки, он то и дело машинально проводил пятерней по стриженой голове от лба к макушке, глаза глядели спокойно, доброжелательно. Женьке он понравился.

Настал решительный день в судьбе молодых — нужно, наконец, получить от семейного патриарха, мудрого Аврама-Ицхака, благословение на брак. Сара была спокойна на испытании, но вот ведь как странно: приобщенная к вере, она теперь трепетала всем нутром своим. Почему-то и сердце Йошуа стучало тревожно в рыцарской груди.

Валентина Ивановна вошла очень медленно, с трудом… Косынка лежала на плечах, а голова была белая. Женька не сразу понял, что это… Только потом до него дошло, что она за одну эту ночь стала седая. И он всё понял.

А потом ей стали сниться сны. Она видела Полю, потерянную в тусовке неопытную девочку, видела равнодушные лица, глаза, наблюдавшие за её трепыханием угодившей в сеть жертвы. Видения не прекращались, и однажды Полина решилась. Она отыскала в Сети Веню, записала адрес его магазина и через несколько дней сообщила родным о том, что собиралась на несколько дней уехать из столицы, чтобы поучаствовать в некой конференции. План возник в её голове сам собой.

Документальная повесть

«Цветок... Это для гражданских он — объект восхищения. А для военных — лишняя головная боль...»