Эссе

«Порой, — говорит Мааян-Ривка, — камень — безгласный свидетель, порой — обретает голос и приносит весть из далёкого прошлого. Всё зависит от того, что ведёт тебя в этом поиске. Выходишь ли ты в путь с Танахом в руках, как выходил в путь Игаль Ядин и археологи Иерусалимского университета, или ты заявляешь: Танах нам не указ».

Один-два раза в год они устраивали грандиозный обед, собирая всех родственников. К такому обеду они готовились долго и тщательно. В их комнатке можно было только сесть вокруг стола, и встать было уже не легко. А обед был длинный, и полагалось съесть каждую перемену.

Многие «деревенщики» были антисемитами, вели откровенные разговоры на эту тему и не стеснялись в присутствии Елизара Юрьевича это обсуждать. Вот в это время и стал он собирать воедино то, что, по его мнению, свидетельствовало о возникновении некой организации фашистского толка.

Считается, что государственный антисемитизм прекратился в СССР в 1988 году, но его проявления на других уровнях не прекратились. При выходе из метро «Профсоюзная» в Москве появлялись листовки злобного антисемитского содержания.

Всем понятно, что единственный охранник в будочке при въезде в город не задержит и не остановит многотысячную арабскую свору, вооруженную топорами, ножами и железными ломами. Армия и полиция бездействует ― конфиденциально сообщают, что запрещено давать арабам «повод» для нападения… и потому они включатся в оборону только в «самом крайнем» случае.

Семь внештатных телевизионных лет в Детской и Юношеской редакции Ленинградского ТВ, с бесчисленными сюжетами в пионерские тележурналы, привели Т.Л. к идее создания принципиально новой телевизионной программы — для старшеклассников.

Некоторые злые языки говорят, будто Минц являл собой чуть ли не холуйского слугу партии, точнее ее ЦК. При этом осуждаются не только его исторические труды, но и общественная деятельность, особенно по поручению ЦК поездка для сбора подписей о якобы выселении евреев в Сибирь как наказание за врачей — «убийц в белых халатах».

На волне поднявшегося национализма, уже 31 августа того же, 14-го года, император Николай Второй высочайше повелел переименовать столицу из по-немецки звучавшего Санкт-Петербурга в Петроград, что вызвало возмущение среди значительной части русской интеллигенции или, как сейчас принято говорить, «элиты».

В метро еле втискиваюсь в вагон со своими вещами, вернее меня вносят внутрь. Руки у меня заняты чемоданом и этюдником, за спиной — складной мольберт. В окнах вагона отражаются пассажиры. Я наблюдаю за москвичами. Один мужчина уснул, у него на коленях раскрытая книга, а другой, сидящий рядом, смотрит в эту книгу, улыбается и переворачивает страничку.

После войны и объединения Австрии (разделенной союзниками на оккупационные зоны) в единую страну с собственным правительством Вена стала скучным городом. Хотя улицы были по-прежнему прекрасны, музеи полны замечательными картинами, концертные залы, театры и Опера открыты, но для разборчивого глаза и уха чего-то здесь не хватало. Я думаю, Вена продала свою душу Гитлеру.

Почему они обосновались на “сырых улочках возле Кафедрального Собора”, который вообще-то начал строиться только в 1312 году (!), если знали, что именно там находится самое опасное для них место? Почему “историки” всегда изображают еврейское пребывание в каждом конкретном городе в терминах уникальности, игнорируя общий “паттерн”?

По Люксембургу и тем, кто разделяет его взгляд на причину Катастрофы, получается, что Бог решил коллективно наказать шесть миллионов евреев за то, что они отступили от Торы, не разбираясь при этом кто грешник, а кто праведник. Удивительно, но ведь как раз именно Тора говорит о милосердии, которое готов был проявить Господь, когда решил покарать Содом. Он склонен был пощадить погрязший в грехах Содом в том случае, если Авраам найдёт там хотя бы жалкую горстку «праведников».

Березовский гораздо быстрее многих коллег понял преимущества предпринимательства перед наукой (наверное, убедился в недостижимости Нобелевской премии), когда в перестройку создались условия для занятия предпринимательством в СССР.

«Посмотри в небо — там давно собираются тучи. И вот уже первые капли благодатного дождя бегут по твоему лицу, вешний ливень наотмашь хлещет по дымной лощине, а черная земля вновь простодушно и беззащитно выбрасывает навстречу небесам то, чем она вечно будет чревата, — зеленые побеги надежды и веры. Не торопись, останься тут еще на миг — и нежный, клейкий, ласковый лепет обовьет твое существо с ног до головы, превращая тебя в ствол и крону, в ветви и листья…»

«Евгений Павлович не жаждал славы, хотя по праву ее заслужил. Двадцать пять лет прошло со дня трагической гибели уникального российского спортсмена, но до сих пор его имя большинству наших сограждан мало о чем говорит, хотя в сравнении с каким-нибудь популярным футболистом или хоккеистом, которого знает вся страна, достижения Смургиса гораздо серьезней и значимей…»