Эссе

Донне Тартт удается погрузиться в мир подростков, глубоко прочувствовать их психологию, их метания в попытке найти себя и свое место в мире, который далеко не для всех оказывается райским садом. Все три романа — психологические триллеры.

Дом Мейтесов был богат. Я помню большие комнаты, уставленные тяжелой добротной мебелью. Каждое лето Йоэл отправлял семью на дачу за город, а в 1903 году эта дача сберегла Мейтесов от знаменитого кишиневского погрома, известного как погром на Азиатской улице.

Шоковое впечатление оставило у меня на всю жизнь пребывание в лагере уничтожения в Треблинке в Польше, где нам пришлось по свежим следам увидеть горы обуви, детских ботиночек, горы очков, подъездные пути с грузовыми вагонами, куда подвозили евреев, и сами газовые бараки для уничтожения людей. Между тем существуют еще на земле люди, которые это все отрицают.

Не в наших силах преодолеть смерть. В лучшем случае — немного ее отсрочить. Но мы можем и должны способствовать сохранению памяти о близких нам. Единственная у нас возможность не дать этой памяти кануть в Лету — это попытаться закрепить на бумаге в словах, документах, фотографиях все, что еще можно собрать.

Есть, есть у нее и еврейские темы, они в канве многих музыкальных сочинений, есть стихотворение «Исход» («...и ныне свершается вечный Исход Из Египта в каждом из нас»). Есть удивительная музыкальная молитва, которую она назвала ивритским словом «Тфила». Так это сочинение объявляли и на итальянском фестивале «Стреса» и на американском в Равиньи: «Тфила для скрипки с оркестром».

«Классическая русская поэзия всегда выгодно отличалась четкостью текстов и ясностью смыслов. Рок-поэты, как и политики, напротив, используют язык для того, чтобы скрывать свои мысли, если таковые имеются…»

«Я хочу, чтобы во время мирной жизни человек перестал быть жестоким и жестким. Потому что жесткое рано или поздно раскрошится под ответными ударами, а жестокость уничтожает саму себя. Я не о мягкотелости говорю, а о человечности, той Богом данной неопределимой человечности, к которой нельзя приклеить гуманистические определения. А если приклеишь — в конце концов станешь хуже того, с чем ты борешься. Неуловим внутренний человеческий мир, восхитительно безмерен и неуловим!..»

В России начала ХХ века и особенно в годы Первой русской революции развернулось движение за создание народных университетов. Начиная с 1905 г. принимаются многочисленные решения об открытии народных университетов, проводятся сборы пожертвований, создаются общества народных университетов. Внешкольное образование для взрослых стало своего рода трендом эпохи.

С конца 1950-х годов Э.Ф. Ципельзон начинает публиковать в разных изданиях статьи и заметки о раритетах из своей коллекции, часто приурочивая эти публикации к юбилеям персонажей или событий. Современники отмечают, что Эммануил Филиппович своими публикациями под рубриками «Заметки букиниста» или «Уголок коллекционера» создал новый своеобразный жанр в журналистике.

Изучение распада СССР показало: он начался с того, что советским вождям пришлось смириться в 1980-е гг. с фактическим двоевластием в Польше, где «Солидарность» реально была второй властью в стране. Невозможность подавить «Солидарность» коммунистической властью, за которой стоял СССР, показала, что советская империя сокращается.

Летом многие москвичи выезжали за город на дачи. Собственных дач было мало. Большей частью их снимали. В 1936 году родители снимали дачу в деревне Мякинено, близ станции Павшино. Запомнилось это потому, что как раз тогда потерпел страшную катастрофу гигантский самолет «Максим Горький», и мы, к своему ужасу, могли наблюдать ее.

И получился — Эрль. Слегка рыхловатый. Будто не успели его отгладить. Худой. Но не анемичный. Крови в нём было достаточно. И энергии — своеобразной. Характерной. Отчасти — с вывертом. Или даже — со сдвигом. С привычным для него элементом абсурда. С парадоксами. И с чудачествами. Как у тщательно им почитаемых, собираемых, изучаемых, драгоценных обериутов.

И вообще, думаю, что от весны у человека просто обязана ехать крыша. Весна не создана для спокойного, равнодушного восприятия. Некоторая экстатичность, взвинченность входит в её состав, без этого она не будет весной, не состоится как весна.

Стахович покинул Россию за несколько дней до премьеры «Бориса Годунова», в разгар репетиций «Жизни человека», спектакля Станиславского, конфликтной ситуации, связанной с Гзовской, Германовой и поступлением в театр Нелидова. Не вышло у него — полтора месяца в Москве, полтора — в Европе.

Когда-то Юрий Трифонов повторял в своих книгах, что поколения семьи — деды-отцы-дети-внуки — одна непрерывная нить, протянутая сквозь время. Давайте понимать это буквально. Мы — продолжение тех, кто жил прежде, и спорить тут не о чем. Но тянется одна нить, и если дернуть за нее с одного края, то отзовется на другом.