Эссе

Рубрика "Наедине с природой".

Джеймсу Франку повезло: он остался жив. К уставным взаимоотношениям в армии он никак не мог привыкнуть, и когда ему довелось командовать колонной, то к команде «Колонна, напра-во!» он добавлял, по своей интеллигентской привычке, слово «пожалуйста».

М.А. Лаврентьев был не только замечательным учёным, но и прекрасным организатором. Он правильно подбирал людей для реализации своих идей и предоставлял им полную свободу, не вмешиваясь в детали до тех пор пока выдерживалась правильная общая линия. Так он вел себя и по отношению к олимпиаде – ФМШ.

Остроумно отмечая, что Возрождение подразумевает предшествовавший ему упадок, Максим Кантор забывает о некоторых общих законах искусства, таких, например, как открытый В. Шкловским закон об «остранении», который впоследствии развивал Брехт («отчуждение»), то есть об обновлении искусства, сдвиге существующих конвенций.

Единственной победой итальянской дипломатии оказалось разрешение лондонской полиции на проведение парада чернорубашечников в честь приезда Муссолини - и то были серьезные трения в связи с исполнением фашистского гимна "Джовинецца".

На просторах ИТЭФа происходило много чудес, объяснение которым лежит за пределами науки. Созданный под эгидой Берии, институт всегда находился под неусыпным надзором всевидящих органов. Казалось бы, времена менялись, а с ними и нравы, но высшее начальство – никогда.

Говоря сегодня о творчестве Окуджавы, обращаясь к его человеческой сущности, постоянно чувствуешь опасность соскользнуть в выспреннюю фразу, употребить нечто высокопарное, – а ведь делать этого ни в коем случае нельзя, как бы ни тянуло: сам он не просто избегал, но активно не принимал подобных речевых оборотов, особенно в свой адрес.

Ахматова поведала отцу, что она буквально накануне приехала из Ленинграда и практически никому не сказала, что отправляется в Москву. Поэтому она попросила его никому не рассказывать о том, что она пришла к нему в консультацию.

Юрий Кублановский, громыхая в электричке от Апрелевки до Киевского вокзала мимо Переделкино, к «советскому местожительству» явно не относился, что, конечно, делает честь как его поэтическим, так и человеческим достоинствам.

Не поверишь, но прошлое вовсе не стоит печали - наша память не сжалась, а просто согнулась в дугу. К забродившему морю взъерошенный берег причалил, я по кромке воды от себя безвозвратно бегу.

Знание причиняет боль: ящерка нового видения юркнет по дюнам мозга, хрустнет старая, взвизгнет новая нейронная связь. Знание – горькое похмелье, вызов и тревога - только утяжеляет ношу памяти, ведь невозможно забывать сознательно.

Толстой был чуть ли не единственным из возвращенцев – известных писателей, который пришёлся ко двору новому режиму, правда, произошло это далеко не сразу, но всё же – произошло. Этот писатель вёл двойное существование с соответствующими возможностями и последствиями, которым чревато двойное существование, когда сердце бьётся на пороге как бы двойного бытия.

В тот год в театре возник серьезный конфликт, в результате которого ушел в отставку директор Николай Дупак. По его словам, именно Брежневу удалось этот конфликт погасить: «Любимова не утвердили директором – назначили Илью Когана из ТЮЗа.

Во всяком случае, подвиг жизни и творчества Рыцаря науки и религиозного мыслителя, потомка Рюриковичей и советского академика (да еще – ?! – потаенного епископа) Алексея Алексеевича Ухтомского есть... драма. "...И если та драма оказывается затем трагедией, притом очень значительной и подчас несравненной, то предстоит, очевидно, лишь усилиться прочесть ее содержание!"

Прекрасно зная историю старообрядчества, Ухтомский с увлечением рассказывал о протопопе Аввакуме, боярыне Морозовой, о других мучениках за веру, о групповых, целыми деревнями, самосожжениях тех, кто предпочитал гибель вероотступничеству. В сказаниях и легендах о былом он видел живую душу народа; «соборность» простых людей.