Эссе

Задача современности для литературы

Памяти Э.Г. Карху (1923–2008)

Через некоторое время после знакомства с Румером Макс Борн написал Эйнштейну в Берлин: «Недавно здесь появился молодой русский с шестимерной теорией относительности... Копию этой работы я посылаю тебе и убедительно прошу прочесть и оценить ее. Молодого человека зовут Румером...

Жизнь сестер во Фрайбурге мало походила на шварцвальдскую вольницу, но и здесь они смогли найти свою сказку. Картинкой из книжки братьев Гримм казался им мостик Швабенторбрюкке со статуями рыцарей, с игрушечными островерхими башенками, покрытыми цветной черепицей.

Уникальным явлением в истории русской литературы, феноменом её является литературный Берлин двух лет (с 1922 по 1924 год), когда чуть ли не все русские писатели оказались в немецкой столице, пристанище русской эмиграции.

Фактически английские протестанты отказались от важнейшего постулата католической церкви, утверждавшего, что Новый Завет отменил Ветхий; они заменили его своим собственным постулатом, согласно которому евреи остаются избранным народом и сохраняют Завет с Богом, но они - протестанты - являются прямыми наследниками евреев в своем времени и в своем пространстве.

К концу 1918 Муссолини стал прилично зарабатывать. Разрыв с социализмом пошел на пользу его внешнему облику - теперь он регулярно брился, хорошо одевался и даже носил рубашки с крахмальным воротником.

Отчаяние – отсутствие надежды. У отчаяния будущего нет и выхода нет. Как дальше жить? Зачем жить дальше? И стоит ли вообще жить? Это предельная ситуация. Выстоять в ней крайне сложно, поскольку внутри себя не на что опереться, все, за что ни ухватишься, обламывается и превращается в ледяную крошку ужаса небытия.

Мир еврейства, мир Бердичева – это мир, лишенный внутренних связей. И дом сестер Луцких – модель этого мира, который утратил подлинную библейскую основу, но не утратил своей принадлежности еврейству.

Вульфа было лучше слушать, чем читать. Его эссе теряют в сравнении с прочитанными перед телекамерой. Потому что перед микрофоном вступал в силу его артистизм. «Говорящая голова» Вульфа была самодостаточной и могла обходиться без видеоряда.

Эта подозрительность и недоверие, с которыми выросло подавляющее большинство людей его поколения, остались у него на протяжении всей его долгой шахматной карьеры. Известно, например, что, играя в 1951 году матч с Д.Бронштейном, Ботвинник после откладывания партии зачастую опасался сообщить своему секунданту записанный им секретный ход, так что секунданту приходилось работать над отложенной позицией по существу «в потемках».

Квакать умеют Не только лягушки, Так что не очень Гордитесь, квакушки.

Мне Господь подаёт, потому что я рано встаю. Мне Господь подаёт всевозможные знаки, сигналы. У Него есть для этого разные чудо-каналы: Птицы, небо, листва. Чтоб Ему благодарность свою Показать, я бы стих, да такой, чтоб парил, Подарила б Ему. Но Он сам мне его подарил.

Почему это вы будете ее читать? Потому что Дмитрий Быков сказал, что это, возможно, главная книга современности. А он слов на ветер давно уже не бросает. Он аргументирует, совмещая рваные края действительности с нашим угловатым, несовершенным ожиданием.