Эссе

Я утверждаю, что кинематографический Эйхман девяти дней в Аргентине — есть искаженная реальность. Эти девять дней стали предметом кинематографической привлекательности благодаря рассказу, который сам по себе, возможно, фикция. Фикция, ставшая легко эксплуатируемой лазейкой в ​​истории Эйхмана. Хуже того, Фильм “Операция Финал” дарит Эйхману посмертную победу.

В стране с тысячелетней историей тридцать лет — ничтожная доля. Если перевести три тысячи лет в масштаб одного дня, османское правление над Палестиной займёт час и сорок минут, британское — восемь минут. И влияние этих «восьми минут» было глубоким и всесторонним. И противоречивым.

А о столовой вообще особый разговор и там всё было продумано, расфасовано по коробочкам, пакетикам, изящным одноразовым салатницам, чтобы руками ты не прикасался к пище. Я наблюдала за отдыхающими, и видела, как корона «корректирует» психологию людей: теперь они уже не несли тарелки, наполненные до отказа, чтобы потом, бóльшую половину того, что «жаждали» глаза, оставить на столах. Но главное, изменилась сама атмосфера — она стала более теплой и дружелюбной.

Теодор Герцль дал евреям Мечту. Хаим Вейцман дал сионистам Хартию. Владимир Жаботинский создал Легион. Давид Бен-Гурион, конечно, не мог состязаться ни с Герцлем, ни с Вейцманом, ни с Жаботинским. Но он взял Мечту, Хартию, и Легион и начал строить из них Аппарат… Дом за домом — так строились поселения. Посаженное дерево следовало за деревом, и так осваивалась земля.

Такое большое количество шахматной литературы объясняется тем, что мой подопечный Михаил был большой шахматист, мастер спорта. Но, к сожалению, все это в прошлом, а теперь он тоже играет в шахматы со мной, потому что шахматы — это по-прежнему его страсть и то, что держит его на каком-то уровне, не дает тонуть глубже. Болен-то он очень противной болезнью, которая называется деменция. Вот уж врагу не пожелаешь.

Преобразования Александра II были бы немыслимы без ускорения развития капитализма в России, что требовало от властей уравнения в правах всех капиталистов, независимо от их происхождения и вероисповедания. Это дало импульс к разрушению патриархальной еврейской общины, реальной интеграции части еврейского населения в русское общество.

Сионистская Комиссия попыталась найти доказательства заговора. Она отметила, что арабский молочник, пришедший в Меа Шеарим, потребовал плату немедленно, что было обычно не принято, объяснив, что больше не вернётся. Христианские лавочники пометили заранее свои лавки крестами, чтобы не подвергнуться по ошибке разграблению. И большие подозрения вызвал тот факт, что незадолго до праздника Наби Муса из Иерусалима были выведены войска.

Так или иначе, еврейская культура востребована мировым сообществом в качестве яркого, во многом дразнящего слух инобытия европейской культуры — то есть в том же самом качестве, в котором она существовала многие сотни лет.

Почему Лебедев, говоря о страшных карах человечества, упоминает стремление человека к реализации «своего права», цели и способы достижения которого зачастую жестоки и аморальны? Не потому ли согласилась с Лебедевым Настасья Филипповна, что сама так сильно пострадала от уверенности сначала Тоцкого, а потом и других в своем праве использовать ее?

Современный стихотворец думает, что естественность с высотой не уживается. Погоня за новизной, с лукавым рецептом остранения, подсказанным ему недобросовестной мыслью в начале двадцатого века, побуждает его не только вносить в стихи низкие слова и темы (при выборе тем — запретов со стороны высокого вообще нет), но упиваться низостью, что является прямой изменой искусству.

Зачем она тогда — личность? Она может иметь смысл только будучи не «шелухой», а сущностью сверхценной и бессмертной. Только если она и в вечности сохраняет память о том, что было с нею в земном мире, и если в ней и там, за чертою, продолжают жить, и пылать, и быть столь же значимыми любовь к близким, гордость свершениями, обиды… И, конечно, желания… начиная с желания, чтобы у любимых, ещё живущих на земле, было всё-всё хорошо…

За эти годы столько вместе пережито! Праздников, печалей, уходов друзей, приездов, лекций, церковных служб, дней рождений. На studium generale Мюллера собиралось полгорода. И не только студентов, но и коллег, и неспециалистов. О его научной деятельности написаны сотни работ, а им самим тоже сотни — от летописца Нестора до сегодняшнего дня. Не уверена, что Л.Л. пламенно любил Россию, но русскую литературу — бесконечно.

Отношение Бабеля к иудаизму и еврейской религии не было однозначным, и оно не оставалось неизменным на протяжении всей его жизни. Он никогда не отказывался от своего еврейства, и его приверженность еврейской традиции основывалась на вере в единого Бога.

Борис Камянов — не из мятущихся, легковесных натур. Можно быть уверенным в его лояльности раз и навсегда сделанному выбору. Не то чтобы, спускаясь в свою темную шахту, он вовсе не смотрит по сторонам. Но все, что находится там, в стороне, — и природа, и люди, и свойства окружающего бытия — лишь случайные станции по дороге к себе, интересующие поэта преимущественно в связи с ним самим, с его заветным «угольком».

Можно иметь любое политическое воззрение, но нельзя отрицать того, что «Ленин в Октябре» — шедевр. Да, здесь талантливо сошлись сценарий Каплера, режиссура Ромма, съемки Волчека, великолепная игра Щукина, который окрасил свою роль особым юмором и обаянием. Спустя два года вышло продолжение — «Ленин в 1918 году». Так Каплер и Ромм, повторяю, стали родоначальниками советской киноленинианы. А еще — лауреатами Сталинской премии…