Эссе

Несмотря на то, что веселье уже давно шло полным ходом, он время от времени выходил на лестницу, чтобы встретить опоздавших; с каждым гостем в отдельности он уже здесь, — перед дверью выпивал за счастье своей дочери. Я хлебнул свои полстакана — как воду и вошел в дымную кухню, где было полно еды и ещё больше водки.

Именно поэтому, от безошибочного нерассуждающего чутья и вопреки межеумочной, пошлой действительности: сидящий рядом со мной в окопе — пусть он хоть Изя, хоть Шапиро, хоть какой ни есть носатый, картавый, он — русский. А отсиживающийся в тылу (неважно, это мифический Ташкент или левый берег Волги у Сталинграда) ворюга-интендант, пусть он хоть Степан, хоть Василенко, хоть как там “Рэвэ та стогнэ” спивае, он — еврей. И точка!

Последнее слово папы — спасибо (за то, что я усадил его в кровати, чтобы он не принял смерть лёжа) — было обращено мне. И я принял его последний выдох. Вернувшись с прогулки, мама склонилась над телом и, обнимая и целуя его, дала однозначный ответ на вопрос, заданный в последнем стихотворении, о котором ни она, ни я в тот момент ещё не знали.

В эти дни среди евреев Монтгомери идёт разговор о слиянии двух синагог в одну, из-за уменьшения количества евреев в этом районе. Они хотят отсрочить неминуемую кончину присутствия евреев здесь, но они хорошо знают, что конец близок. Это тот случай с Американским Иудаизмом, который я уже наблюдал и раньше. Люди, которые видят своё предназначение в помощи другим и в борьбе между собой, обычно обречены на успех на обоих фронтах.

В романе «Темный век», действие которого разворачивается в обыкновенном среднероссийском областном городе, группа молодых людей создала некий «союз борьбы за освобождение России». От кого? От чего? От азиатских мигрантов, евреев, вообще — от инородцев, дабы «хранить чистоту крови и верность русским традициям».

Альберт Эйнштейн привык в одиночку решать сложнейшие задачи. Триумф общей теории относительности, к которому он упорно шел в течение десяти лет, давал надежду, что и с единой теорией поля, охватывающей и макро- и микромир, тоже удастся рано или поздно справиться. Но в немыслимой сложности этой задачи ученый не сомневался. Этому его тоже научил богатый жизненный опыт.

Первая попытка напомнить и у нас о Б.П. Герасимовиче (и Б.В. Нумерове), называя вещи своими именами, была предпринята автором настоящей статьи при подготовке коллективного юбилейного тома «Развитие астрономии в СССР. 1917–1967» в серии таких тематических монографий, издание которых осуществил тогда Ин-т истории естествознания и техники (ИИЕиТ) АН СССР.

Несколько миллионов, те, кто носил в Германии знак «OST», как клеймо, и кто был военнопленным и выжил в лагерях, так и остались виноватыми в родной стране. В Советском Союзе их не реабилитировали. Лишь только в 1995 году вышел указ об их реабилитации. Но многим из них уже было все равно.

Однако такие настали в красной России времена, что дикие и по сути и по форме обвинения выдвигались в адрес самых невинных людей. Впрочем, не одни чекисты взывали к властям с призывом устранить Вавилова из жизни. Того же требовали и некоторые из завистливых и не столь успешных, как Вавилов, людей.

Что ж, видно, у нас будет, как и во всём мире: книги станут выпускать небольшими тиражами, и, чтобы встретиться с поэтом, уже не понадобятся Лужники, вполне достаточным окажется скромное, уютное помещение. Это нормально. Истинная поэзия — не для миллионов, а все-таки для избранных, для тех, кто способен её понимать.

Я Ренуар, и в своей работе намерен оставаться Ренуаром. Если бы я хотел писать как этот, — он указал на «Рождественскую ночь» Пикассо, — я бы так писал. Но я пишу для собственного удовольствия. А теперь заткнитесь, поняли?

В своё время, где-то в пятидесятых, Московский институт дефектологии проводил исследования и вынес вердикт, что еврейская картавость есть генетическая особенность нации. Но для многих всё равно это всё ещё остаётся еврейской загадкой. И нет сегодня чёткого ответа на этот вопрос.

Белоусову как гражданину и патриоту было невыносимо жалкое экономическое и политическое состояние России в этот период. И он мечтал из него вырваться, вернуть России почетное место в мире. Но это (приходится говорить банальные вещи) не обеспечивается фантастическими прогнозами и без серьезных жертв. В аналогичной ситуации в период битвы за Англию Черчилль говорил, что не может обещать ничего, кроме пота и слез.

Место было выбрано не просто случайно, а по принципу “в одно место бомба не попадает” — телефон в квартире был отключен, квартира ощутимо прослушивалась, и это легко было проверить, достаточно вслух сказать о какой-то встрече, прийти туда и увидеть ожидающих “топтунов”. Поэтому, когда надо было говорить о наших делах, мы “говорили” на бумаге, называли этот процесс “русско-русским разговорником”.

Сэр Фред Хойл был одним из самых творческих и независимо мыслящих астрофизиков последних пятидесяти лет. Он помог прояснить формирование тяжёлых элементов, и назвал обидным, с его точки зрения, именем Большого взрыва теорию, которую категорически отвергал.