Религия

Арье своим личным Путем, своими исследованиями и книгами прокладывает для всех нас путь живым практикам еврейской традиции, путь, в котором осуществляется то, о чем пишет Раши — чтобы каждая заповедь воспринималась нами, как новая и уникальная возможность.

Мы переживаем один из великих моментов истории человечества — изменение культурного климата. Признаки этого видны в том, что модели погоды, которые воспроизводились так долго: прогрессивная секуляризация, прогрессивная вестернизация, прогрессивное приспособление религии к обществу — эти погодные модели больше не действуют.

Помню, когда они были маленькие, я брала их на теплые воды в Хамей Йоав, там усаживала поочередно к себе на спину и, как большая черепаха, медленно плавала с ними по бассейну. Это была настоящая загадка для окружающих ― трудно было понять, какая связь между нами ― этакая белолицая бабушка с тяжелым русским акцентом и ― они, ярко выраженные представители Востока.

Парадоксальная перпендикулярность системы мышления Мандельштама, его агрессивная антитавтологичность, его отношение к религиозным установлениям, совмещенное с потребностью войти в христианскую цивилизацию, принятия христианской системы ценностей — всё это реально претворилось в выборе методистской церкви. Для России — самой «молодой» и, пожалуй, самой «экзотичной» христианской деноминации.

«Время шагнуло / решительно за полночь, / буквы дрожат / под настольною лампою, / ялик луны / в чёрном небе качается… / Час комендантский — / ходить запрещается!..»

«Любовь обретает истинную силу веры, когда пронизывает своими энергиями и добродетель, и разум, и воздержание, и терпение, и благочестие, и братолюбие. Без их взаимодействия наша душа будет оставаться в значительной степени безответственной, то есть не способной понимать то, что происходит с человеком, которого, как мы думаем, любим всем сердцем; потому и наши действия могут принести результаты, противоположные ожидаемым. По этой причине наша любовь нередко переходит в раздражение, ибо тех, кому отдавали свои силы, начинаем считать неблагодарными. Происходит это по причине недостатка желания разобраться в том, что следовало предпринимать на самом деле. Прежде всего, должны следить за тем, чтобы собственная душа была способна к восприятию благодати Божьей любви…»

«…Но не плотская любовь должна быть целью брака. В нем мы должны научиться высшей любви: свою жену нужно любить не за плоть, а за ее чистую душу и доброе сердце. У жены есть то, чего нет у мужа; она духовно дополняет его, и наоборот. Потому в отношениях между супругами с огромной силой должны проявляться те особенности духа, ума и сердца, которые свойственны только мужчине и только женщине…»

«Следует соблюдать меру и в нашем вполне искреннем стремлении приобщиться духовной жизни или достичь физического совершенства. Здесь мы нередко переходим границу. Часто, например, неподготовленный человек решает поститься, в результате чего становится просто невыносимым для близких. Решил сходить в Церковь на службу: всю литургию отстоял, а вышел, истерзанный бесами, сам злой как бес. Прежде чем приступить к новому делу, следует обратиться к разуму, и не только своему, а поразмышлять над тем, что лучшие умы говорили по поводу того, к чему есть стремление…»

«Великая Церковь понимает разлад болгарского дела и не спешит никаким решением со своей стороны. Убедившись, что не найдет решительного содействия себе в турецком правительстве (которому не менее страшна “великая идея” греческая, чем и мнимая “интрига болгарская”), она, по-видимому, совершенно отказалась от стеснительных мер на болгар. Впрочем, о намерениях ее пока ничего нельзя сказать положительного. Слышно, что для чего-то вызывает сюда родосского митрополита, болгарина родом. Полагать можно, что она имеет в виду поставить его во главе болгарской реакции, не только в возможности, но и в действительности которой она убеждена…»

С одной стороны, можно сказать, что в скромности заключается частица лжи — человек скрывает свои достоинства, с другой — в гордости есть частица правды — человек знает и сообщает о своих достоинствах. Но если человек ТОЧНО ЗНАЕТ о своих качествах и способностях — он должен быть скромным, ибо он знает, что все качества и способности идут от Святого, благословен Он.

Понятно, что самому пророку смотреться в зеркало не годится, тем более заносить увиденное на папирус или пергамент. Но ученики?! Почему они не оставили хоть мгновенный набросок? Похоже, ученики во всех поколениях тщились лишь об одном, тем самым, воплощая законы жанра, быть большими Иешаяѓу, чем он сам. Такою была эпоха: слова были не только словами.

Поразительно и то, что наибольшим зверством по отношению к детям отличались «дядьки»-выкресты. Их называли «истребителями жидов». Смертность в подразделениях, которыми командовали эти евреи, была повальной. Как заявлял один из самых известных садистов Иван Хмельницкий (ранее Хаим Зильберман), «пока он будет жив, ни один не выйдет из его батальона евреем»; и он держал слово: живыми из его батальона некрещеные еврейские дети не выходили.

«Если что и приведёт нас в ад, то это будет самолюбие. Нет! Оно уже превратило в ад жизнь тех, кто находится рядом с одержимой гордыней. Оно уже делает невозможным установление добрых отношений с близкими. Оно сеет вражду не только в мире внешнем, но и нарушает в душе гармонию между земными и небесными энергиями, уничтожает их светлое начало. Дух, исходящий из души, пораженной тщеславием, на всё, с чем имеет дело, желает наложить печать самоутверждения. Он стремится использовать любой повод для демонстрации своей значимости, исключительности. Это он воспламеняет наше сердце смрадным пламенем злобы, ненависти, раздражения, обиды всякий раз, когда нам только попытаются сказать правду о том, кто мы…»

«Итак — что же? Мы — не волхвы с живоверующего Востока, ищущего везде следов и указаний Божества, — не миродержавные римляне, гордо посмевающиеся одному из порабощенного народа, очевидно казавшемуся им с умаленным умом, — не иудеи, ласкательно предательски заверяющие: не имамы царя, токмо кесаря (Ин. 19:15); — мы — верующие в Тебя, мы — собравшиеся к Тебе с отдаленнейших пределов излюбленной Тобою планеты, мы — христиане, спрашиваем Тебя, своего Христа: убо царь ли еси Ты? На сей детски дерзновенный вопрос наш пусть отвечает нам Твое Евангелие…»

Противопоставление Каина и Авеля аккуратно выстроено таким образом, чтобы представить читателю два архетипа, снова и снова появляющиеся на страницах библейской истории и последующих библейских произведений. Каждый архетип представляет собой свой образ жизни и подход к тому, каким человеку следует быть, к этике.