Публицистика

Вернеру Гейзенбергу, возглавившему Институт теоретической физики, пришлось начинать практически с нуля: без ассистентов, без квартиры, всего с одним студентом, собирающимся писать диссертацию по физике…

Выжившие, вернувшиеся с войны — испытали новый пресс времени, пресс советской системы, и Самойлов cо Слуцким демонстрируют как бы два механизма действия этой системы: одни гнулись, другие ломались. Был ещё механизм ухода в себя, полного или частичного отказа от поэзии. Из того поколения, это — путь Николая Глазкова, Михаила Львовского, Александра Володина…

Всего шесть писем, причем два из них не целиком. Никакого продолжения, романтической истории. Но мне как-то интересно думать о юноше с такими мыслями в таком времени. Вероятно, в письмах к девушке есть что-то показное, но ведь важно, что именно он считал «красивым» показать девушке.

Расправа над царской семьей покончила с царским самодержавием, но не с российским деспотизмом. Он принял иную, гораздо более тотальную форму. Самовластие партийных вождей сомкнулось с самовластием бунтующей черни, аракчеевщина с пугачевщиной. Жестокая борьба за власть на большевистском Олимпе — это лишь продолжение того, что происходило на вершинах власти в царской России.

На своем веку галерея Уффици пережила немало потрясений. Часть картин была вывезена во Францию во время вторжения Наполеона. В годы Второй мировой войны коллекции понесли серьезные потери от нацистских захватчиков. Значительный ущерб собранию нанесло печально известное наводнение 1966 года. Не обошлось и без криминала.

Конечно, западноевропейская Касталия была чужда и контрастна основному социуму, но — возможна и допустима. Представить себе их в условиях России просто невозможно, не по варварской дикости русских, а по жгучей нетерпимости властей к независимому уму, не подмятому и не покореженному на дыбе или под линем. Ведь даже христианство в России — барская затея, и духовная жизнь должна быть подконтрольна державе и скипетру.

словами». Давид Бурлюк как литератор и издатель. Отрывок из книги «Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения»

Семейная сага… Вероятно, так можно охарактеризовать новый роман Михаила Аранова «Баржа смерти», в котором идёт речь об истории двух поколений семьи Григорьевых, ощутивших в своей судьбе весь ужас «мгновений роковых». Ими была богата первая половина двадцатого столетия, вместившая в себя кровопролитные войны и революции, годы разрухи и террора, печали, скорби и, в то же время, неистребимого энтузиазма и отчаянной веры в небывалое светлое будущее.

...На этих ретроспективно-исторических полотнах есть только спешащий на работу или с работы Саныч, со свежим оттиском “Вечерки” под мышкой. А все советские республики живут не то что в братском мире и согласии, а в не слишком злобном пред-перестроечном маразме и играют друг с другом в КВН. И двух чеченских войн еще не было, и Беслана с Норд-Остом, и Приднестровья с Донецком и Луганском, а центральная фигура - сановито-усатый сантехник Сан Саныч. Дядя Саша - хреновый муж и отец двух распиздяев и двоечников...

...А возле окна стоял и глядел на меня явно заинтересованным немигающим хищным взглядом невысокий худощавый старик с растрёпанными седыми волосами и выразительным умным лицом библейского патриарха. Он резко выделялся на общем фоне. Одет он был вполне прилично и даже, я бы сказала, стильно - в добротную кожаную куртку и такие же добротные кожаные сапожки. Я обратила внимание на его искалеченную левую руку - и сердце моё пронзила острая жалость...

«В аспекте сохранения русской культурной идентичности актуализирована проблема репрезентации и эффективной реализации потенциала духовного культурного наследия, отраженного в классической русской литературе и русской философии. Через всю книгу проходит мысль о ценности наследия XIX в. для развития и саморазвития личности в современной России. Это великое наследие является и опорой для самопрезентации культур малых народов России, их литературы, языков, обычаев, позволяет разграничить культуру и цивилизацию, подчеркнуть ценность уникальности культуры каждого этноса…»

«Сакрализация прекрасного, являясь общей темой диалогов, становится и методом постижения их содержания, особым образом проектируя читателя. Читатель имплицитно вплетен в композицию книги: уникальность его личностной культуры, его индивидуальная идентичность образуют (“О личностных началах творческих Даров” [5]) общее для соавторов диалогическое пространство…»

«Псевдопонятия активно внедряются “агентами влияния” в область отечественного образования. Так, русское слово терпимость, означающее искони свойственное русским уважительное отношение к инонациональным обычаям и образу мыслей во всех случаях, когда эти особые взгляды и свойства агрессивно не направлены на разрушение национального образа мыслей и жизни нации, подменяется словом толерантность. Исконный смысл этого слова — неспособность сопротивления чужому и чуждому, вредному по несоприродности…»

В общем, если советская пропаганда и пыталась всячески принизить значение американской помощи, то солдаты на фронтах и люди в тылу хорошо её понимали. Не зря три буквы USA на американских товарах переводили как “Убить Сукина сына Адольфа” или “Убить Суку Адольфа”.

Преступление Израиля — в измене, поступке безумном, который несет несчастье не только отцам, евшим зеленый виноград, но и потомкам, у которых оскомина. Измена — безумие, и пьянство — безумие. В прошлом и будущем вино не было и не будет безумием. Вино — безумие в настоящем.