Публицистика

Еще Горький неоднократно упоминает «лукаво прищуренные, зеленые, смеющиеся глаза» Мальвы. Все это невольно вызывает у читателя ассоциации со столь же экзотичным цветком под названием мальва (на иврите хелмит). Тем цветком, который до поздней осени цвел в саду дома Цветаевых в Тарусе.

Нейман вникает в тонкости языка еврейских изданий, обращает внимание на развитие лексики и стилистики публикаций. Его мысль о том, что язык легальных еврейских изданий претерпел эволюцию от разговорного языка к литературному, а нелегальных — от литературного к разговорному — поражает глубиной своего источниковедческого и исторического анализа.

На основании всего изложенного выше я предположил, что «статья» родилась как переложение неким журналистом одного или нескольких интервью, данных Ю. Арановичем, «пересыпанных» собственными, оного журналиста, измышлениями, и выложенное в интернет.

Можно также спорить о том, как через 80 лет обращаться с темой «ариизации» и соответствующим юбилеем фирмы. Но целиком скрыть эту предысторию и с большими издержками праздновать юбилей — это неприемлемо. И тем более в нынешнее время. И также потому нет, что эта история имеет свою собственную человеческую и трагическую стороны.

Это место, где убийство было возведено в форму искусства, в точную, научную, прекрасно организованную, садистскую, методически чистую операцию. Я сделал здесь кое-какое открытие. Стоящий рядом со мной человек рассказал, что различные бесчеловечные медицинские эксперименты, которые производились над живыми людьми здесь дали результаты, которые до сих пор используются NASA.

С Беломорканала пошло слово «зек». Власть еще стеснялась слова «заключенный», оно еще ассоциировалось с «царским режимом», и потому в официальных бумагах писали: «заключенный каналоармеец», сокращенно — «з/к».

Вряд ли Роулинг сознательно ставила проблему функционирования современного государства — скорее просто рисовала картинку с натуры, но картинка получилась очень похожая. Все больше людей находят работу в государственном аппарате, все ближе к нулю эффективность их деятельности в решении реальных проблем.

Расставание Паули с Борном прошло, как говорится, «без слез»: профессору нужен был другой ассистент, а юному исследователю – другой научный руководитель и соавтор. Научный стиль Борна, ставящий на первое место математическую модель и расчеты, был чужд стилю Паули, опиравшемуся, прежде всего, на физическую интуицию и наглядные модели.

Обобщение этого результата на социальные системы дает основание предположить, что турбулентная жизнь является более разнообразной, а зачастую, более содержательной и более интересной, чем ламинарная. Для реализации больших возможностей турбулентной жизни нужны, конечно необходимые условия, которые могут быть реализованы лишь в открытых системах.

Яков Борисович Зельдович мог иногда на что-то надуться и вообще был раним, Юлий Борисович Харитон держался несколько отстранено, потому что был облечен огромной властью и ощущал свою ответственность, а вот у Тамма этой отстраненности не было ничуть. Атмосфера легкости во взаимоотношениях отличала этого великого человека, и о ней с любовью вспоминали все, кто знал его.

Есть в истории Гражданской войны в Америке одно малоизвестное, но важное событие, сыгравшее большую роль в победе северян. Дело в том, что одно из важнейших сражений войны произошло не на суше, а на море, причем у берегов Франции, между двумя военными кораблями — Alabama и Kearsarge.

Аграрная реформа Столыпина вызвала огромную волну народного недовольства, яростную ненависть крестьянства и революцию 1905 г. в деревне. Этот потенциал неиссякаемой ненависти еще более окреп в годы первой мировой войны, послужив причиной февральской и октябрьской революций.

Ниспровержение привлекательно тем, что выглядит абсолютно бескорыстным. Но если допустить, что человек извлекает из него моральное удовлетворение, оно сразу опустится на уровень других вполне эгоистических влечений. Его тогда будет позволительно сравнить даже с эротическим вожделением. И то, и другое живёт в человеке неистребимо, различны лишь проявления.

Исторический феномен города Иерусалима — это музыка, звучавшая в Иерусалимском Храме, давшая цивилизации генетическое зерно для развития Западноевропейской и Ближневосточной традиционной музыки на тысячелетия вперёд. Данный феномен значительно сильнее любой, даже самой прекрасной, архитектуры, которую можно физически разрушить.

Потому и пестрят противоречиями и явными нестыковками писания о Гилельсе и Дельсона, и Хентовой, и Рабиновича — при всей разнице в их интеллектуальном и профессиональном уровне. Добавим, что шарлатанами они, по-видимому, не родились; по крайней мере, двое из них; таковыми их делали насильственно спускаемые сверху идеологические «аксиомы».